Крылатые качели. Максим Берсенев
ты – Двоечник?– потом глянула в журнал и назвала мою фамилию.
– Я, да. – мне снова стало неловко от этого уже надежно прилипшего прозвища.
– Как самочувствие?– осведомилась Васильна.
– Спасибо, хорошо.
– Вежливый,– иронично обратилась Васильна к санитарке. Та мрачно кивнула. Васильна как расплавленный воск до краев заполнила все пространство кресла и было непонятно, как она теперь его покинет. Я переминался с ноги на ногу, снова чувствуя себя как в школе перед учительницей. Васильна снова обратила ко мне свою красивую голову:
– Ты нам тут ничего разбивать не будешь? А то у нас не Москва, у нас тут столько денег нет.
– Нет, не буду,– как настоящий двоечник буркнул я.
– Илья тебя зовут?– уже мягче спросила она.– Ты, Илья, иди пока в надзорку, я потом позову.
Я с облегчением вернулся в кровать. Зачем вообще пошел знакомиться, спрашивается? Наверно, мне наскучило тупо лежать в кровати и захотелось общения с “нормальными” людьми. Пообщался, круто. Как бы на “второй год” не остаться в этой школе! Один как учитель физкультуры, вторая как завуч. Санитарка пойдет за уборщицу, тоже, небось, будет запрещать ходить по мокрому полу (так оно и вышло потом, кстати).
Прошло еще примерно полчаса, хлопала дверь туалета, старик вышагивал в проходе, губастый и Циркуль что-то неслышно обсуждали у окна, остальные как и я лежали.
– Табле-е-етки,– раздался голос Васильны.
Тут же санитарка начала выгонять всех из туалета и потом, судя по звуку, заперла его. Больные выстроились в очередь у поста на фоне зарослей. Я увидел множество лиц, большинство из которых я не назвал бы похожими на образы Босха, это были обыкновенные лица с разными выражениями, большинство безразлично смотрели по сторонам или в пол, кто-то переговаривался, кто-то зевал. Никто как-будто и не был отмечен печатью безумия.
Мои соседи пока не спешили туда. Я изображал, что прогуливаюсь по палате, а сам украдкой высматривал, когда оказывался у проема. На широком барьере поста стоял желтый старый чайник с надписью красной краской “Кипяченая вода”. На коричневом подносе стояло множество маленьких стопочек из белой прозрачной пластмассы ( потом я узнал, что их называют мензурки), в них уже была налита вода. Лежали нарезанные квадратики исписанной тетрадной бумаги. Васильна теперь сидела на лавке, а Георгич стоял за постом, отодвинув назад кресло. Перед ним на столе лежал старинный деревянный ящик, разбитый на отделения, каждое отделение было пронумеровано. Как я понял, всего было шесть палат. С правого края было отделение с надписью “Надзор”. В ячейках стояли баночки из-под таблеток, перед каждой была картоночка с фамилией больного и неразборчивым списком препаратов. Георгич смотрел на подошедшего больного, вытягивал его баночку, высыпал таблетки на квадратик бумаги и давил их основанием какой то специальной баночки. Подавал порошок на квадратике больному, а тот аккуратно ссыпал его в запрокинутый рот и запивал, морщась, из стопочки. Потом широко открывал рот и показывал Георгичу, что все выпил, а Васильна