Крылатые качели. Максим Берсенев
обернулась к нему и ласково протянула:
– Пашенька, привет, дорогой! Ты спал что ли?
– Да, Алексевна, спал. Таблетки отменили, а все еще спать хочется.
– Ну, милый, пройдет. А я вот наоборот сплю плохо.
– А ты доктору скажи-он тебе таблеток назначит,– засмеялся Паша. Весь он был какой то домашний, ласковый и как-то по-женски жестикулировал и двигался.
Алексевна усмехнулась:
– Да я бы с удовольствием полежала тут, отдохнула. Только кто ж меня положит?
– Не надо тебе ложиться, ты еще крепкая, Алексевна,– улыбался Паша,– ну, что, помыть тебе туалет? А то Димка в отказе еще?
– Да, Пашенька, помой. Димка со мной поругался прошлый раз.
Паша зашел в соседнюю комнату, послышался шум воды, бьющей в ведро. Больные все вышли из туалета, санитарка что-то нажала, и вентилятор, весь день выгонявший табачный дым из туалета, внезапно остановился. Стало необычайно тихо.
Появился Паша с ведром и шваброй, и санитарка закрыла его в туалете. Паша тенором выводил отрывки из народных песен, я видел через стекло в двери туалета, как он подметал. Алексевна села за пост и в потертой тетрадке принялась что-то записывать в разлинованных авторучкой графах. Георгича и Васильны нигде не было видно. Изредка больные по одному приходили и дергали ручку туалетной двери, недовольно хмыкали и уходили. Такое впечатление создавалось, что они сначала были удивлены этому обстоятельству, а потом вспоминали, что так бывает каждый день. Из палаты, которая была между надзоркой и постом, послышались какие-то звуки. Алексевна встрепенулась и визгливо закричала:
– Я сейчас покурю вам в палате! Зажигалки опять завели, шмона давно не было? – И снова возвратилась к записям.
Я отметил, что здесь очень много записывают. Мое появление было зафиксировано в нескольких журналах, тетрадках, и еще на каком то листке, наклеенном на стене поста . Вон-даже санитарка что-то записывает.
Пришел еще один больной-невысокий щуплый парнишка с довольно симпатичным лицом. Он встал перед постом и грозно смотрел поверх Алексевны. Та, наконец, оторвалась от тетрадки и глянула на него испытующе.
– Что, Дима? – спросила она с участием.– Как здоровье?
Дима насупился еще больше и не отвечал. Алексевна изобразила, что снова возвратилась к тетрадке. Дима посмотрел под ноги и недовольно произнес:
– Чо тебе, помыть коридор?
– Помой, Дима, помой!– заулыбалась санитарка.– А я тебе вареньица принесла. Смородина.
– Умывалка открыта? – строго спросил Дима.
– Открыта, милый, открыта. Паша в туалете.
– Знаю я все,– недовольно сказал Дима и пошел наливать воду.
Вдалеке, слева по коридору, открылась дверь. Из нее вышли Георгич и Васильна. Они неторопливо двинулись к посту, что-то обсуждая. Алексевна дописала свои графы и пошла куда-то по коридору. Георгич сел на скамейку,
Васильна воцарилась на посту. Заметив, что я стою в проеме надзорки, Георгич просипел:
– Не спится?
Он подозвал меня,