Пущенные по миру. Владимир Аполлонович Владыкин
обмирала, но при дочери, как могла, крепилась, а наедине лила неутешные и горькие слёзы…
Между тем сватанье прошло довольно весело и удачно. Егор рьяно наигрывал на старой гармошке, а Настя и Софья пели, старые женщины подпевали. Екатерина замечала: почему-то Фёдор даже песен смущался, и ей это было видеть очень чудно. Но ему ничего не сказала. Стол был уставлен сытной закуской, мясо было трёх сортов: и птица, и свинина, и баранина, а также салаты, грибы и разные рыбные блюда.
Екатерине было также интересно наблюдать, как её жених будет пить самогон, сильно ли он охоч до него. Как-то Егор пришёл к ним с четвертинкой, чтоб выпить с будущим зятем за знакомство. Тогда Фёдор ограничился всего одной стопкой, сославшись на неблизкую дорогу домой. И на этот раз стопку он разделил предусмотрительно на два захода. Зато её братья кидали за ворот не стесняясь, одну за другой, за что ей становилось очень совестно перед Фёдором, который не очень к ним тянулся, чем выказывал свою полную самостоятельность.
Между прочим, Настя и та выпила две стопки, не говоря о Софье, которая могла пить почти вровень с мужиками, поэтому Епифан не без грубости всегда одёргивал жену. Хотя в другой раз её не заставишь выпить ни в какую. Правда, Екатерина и сама не больно чтила выпивку, лишь для вида всегда пригубливала…
А через месяц сыграли шумную свадьбу, пригласили соседей и почти всех местных и дальних родственников, за три дня до торжества Епифан ездил за тётками в Калугу и Москву, один день сперва гуляли у Екатерины, а два – у Фёдора…
После свадьбы Екатерина перешла жить мужу, перевезла к нему с Епифаном всё свое приданое. А Мария Григорьевна в одиночестве тужила по любимой дочери, отчего неотвратимо быстро старела – так на ветру скоротечно сгорает костёр…
Особенно трудно дался ей первый год после замужества Катюши, несмотря на то что под боком жили сыновья с семьями. По младшей она тужила потому, что последние три года они жили вместе. И вот лишь по воскресеньям Екатерина только и могла наведываться к матери то одна, то с мужем. И когда приходили сыновья с жёнами и детьми, дочь Нюта с мужем, всем было несказанно весело. В такие дни Мария Григорьевна даже молодела. И хотя мать дочерям не жаловалась на свою сирую жизнь, Екатерина сама видела, когда от неё они уезжали, какая-то затаённая грусть пряталась в её усталых глазах, и это невозможно было скрыть. А иной раз у неё слёзы застывали на веках, точно капли росы на землянике.
Оставаясь одна, Мария Григорьевна предавалась своим воспоминаниям, перебирала в памяти всю свою нелёгкую жизнь от времён своих родителей и до последних дней с мужем, с которым, собственно, было жить совсем не маетно, несмотря на его подчас частые выпивки. И потом суровые годы войны и ожидания с неё сыновей; радовалась, как они споро строили дом и поженились и отошли от неё. Когда отдавала старшую дочь Нюту в соседнее село, она так не горевала,