Слепая бабочка. Мария Герус
долгое, хриплое мычание. Оказалось, в пустую деревню втягивается длинный обоз. Все, кто в округе стремился попасть в Чернопенье на Купальскую ярмарку. По нижней дороге пробирались бы поодиночке, но по верхней не решились. Удалось сговориться и нанять конную охрану, которая сразу метнулась к подозрительной повозке. Угрюмый со сна Бенедикт скороговоркой завёл обычную жалобу про бедных шпильманов, придурковатую слепую дочь и покалеченного брата. Выслушали хмуро, но мирно. Тогда он набрался наглости и попросил позволения присоединиться к обозу. В этом ему было отказано. От проклятых скоморохов лучше держаться подальше. Того и гляди разбойников наведут.
Но Бенедикт не огорчился. Выждал, пока обоз утянется за ближайший лес, и тихонько поехал следом, прямо на козлах дожёвывая остатки вчерашней обильной трапезы. Охрана лихих людей разгонит. Сразу нападать на отставшую повозку, может, и поопасятся. Арлетта осталась на крыше. Здесь качало сильнее, но зато солнышко грело не по-вчерашнему. Она свернула платок, подсунула под голову и тихонько качалась в тёплых лучах. Вот несколько минут лёгкого холода – это облако протянулось, прошло над полями и лесами Высокого Полибавья, вот зашуршало, зашелестело, тепло разбилось на летучие пятна – это въехали в лес. Липовый, светлый, редкий. Хорошо. Можно дремать и ни о чём не печалиться.
Снизу послышалась возня. Бенедикт коротко переговорил с ночным братом, передал ему вожжи. Тот принял, малое время ехал молча, потом засвистел тихонько, протяжно. Арлетта плыла под этот свист на грани сна и яви, а потом ей приснилась песня.
Протяжная песня, качающаяся, как повозка.
Ах, телега ты моя, вдребезги разбитая,
Ты куда везёшь меня, всеми позабытая,
Мой коняга так устал, дальняя дорога… [2]
Во сне… честное слово, не просыпаясь, она соскользнула по верёвке, устроилась на краешке качающейся доски. Ночной брат подвинулся, давая ей место, и сразу же замолчал.
– А дальше? – против воли выдохнула Арлетта.
– Не могу, – смиренно, как некая невинная овечка, ответствовал ночной брат.
– Почему?
– За такие песни в Остзее в болоте топят, а во фряжских землях на костре жгут.
– Да эта вроде ничего, обыкновенная, – осторожно сказала Арлетта.
– Значит, обыкновенные можно? Дозволяете, прекрасная госпожа Арлетта?
Ну ясно, обиделся. «Прекрасная госпожа» нахохлилась. Просить она не будет. Не дождётся. Ещё чего не хватало.
Повозка качалась мягко, колёса вязли вдорожной пыли. Даже Фердинанд ступал бесшумно, как по облаку.
Туманно наше солнышко, туманно,
В тумане ничегошеньки не видно.
Кручинна наша девушка, кручинна,
Никто её кручинушки не знает,
Ни матушка, ни милые сестрицы[3].
Канатная плясунья плакала и сама не знала, почему плачет. Некрасиво шмыгала носом, стискивала кулачки и кончила тем, что уткнулась в плечо ночного брата.
– Ну
Стихотворение А. Суханова.
Народная песня.