Мы нарушаем правила зимы. Ксения Шелкова
Анны с Клашей и хозяйских дочерей было решено, что Петенька станет поступать в Академию художеств на казённый кошт. Анна же взялась подготовить его по живописи и рисунку. Петруша не скрывал восторга. Он настолько привык слышать от всех ругань и упрёки в беспутности и лени, что давно уж не верил ни во что. Искусство скульптуры было для него чем-то вроде волшебства – он готов был заниматься им бесконечно.
Счастливая хозяйка тут же пообещала Анне, что не станет брать никакой платы за комнату и стол, а когда прибудет жених Анны Алексеевна – и для него найдётся место, коли понадобится. Лишь бы та не бросала занятий с Петрушей, лишь бы сын продолжал заниматься делом, раз уж, по словам Анны Алексеевны, у него талант!
Анна, воспользовавшись моментом, попросила Арину Ивановну, не сможет ли та рекомендовать её в пансион, где занимаются дочери? Хозяйка с готовностью пообещала. Единственным препятствием могло служить лишь то, что в пансионе у фрау Пфайфер места учительницы могло не быть. Но попытаться стоило, тем более что Арина Ивановна готова была дать Анне самую лучшую рекомендацию.
– Ну вот, гляди – и ты уже работу нашла, – говорила Клаша. – Покамест с этом мальчиком станешь заниматься, а там и в учительницы поступишь! Вот чего ещё желать!
Неугомонная Клавдия, сидя за столом, шелестела бумагами: она переписывалась с подругой, что осталась в «Прекрасной Шарлотте». Та делилась новостями «салона», и между прочим, сообщала, что у них появилась новенькая товарка. Девица из образованных, может быть и из дворянок, ибо сразу видно – не проста. По-французски говорит, на «пианине» играть умеет. Только вот грустит уж очень, всё молчит, говорить не хочет ни с кем. И живёт она в бывшей Клашиной комнате, оттуда почти не выходит.
– Бедняжка! – пожалела её Анна. – Каково же ей будет к этой жизни привыкать?
– Ну, может Аграфена её, как тебя, в учительницы поставит? – предположила Клавдия. – А, впрочем… Раз она уже там, что тут говорить!
Клаша вскоре уснула, а вот Анне не спалось. Шёл июнь. Ночь была светлой, теплой, в окно залетали назойливые комары; пахло свежей травой, цветами и влажной после дождя землёй.
Ту опасную неделю в мае Анна на этот раз пережила легче и без происшествий. Ей помогало переносить свои странные видения на бумагу, так, чтобы не задыхаться от желания плясать, прыгать и петь – вместо неё это делали те, кого она рисовала.
Это были те самые девушки, прекрасные собой; они танцевали, порхали и превращались в птиц, рыб, зверей. На их лицах цвели улыбки, Анне казалось, она слышит звонкий, серебристый смех. Она не знала, кто это такие – только тот камень, освещённый солнцем, в виде вращающегося колеса стал ей знакомым. И она знала – Илья побывал там.
Потом майская неделя прошла, Анна почувствовала себя спокойнее. Только вот тоска по Илье по-прежнему давила на сердце. Как он там? Когда они увидятся?! И ведь она по-прежнему ничего о нём не знает, кроме того, что у него есть сестра…
Анна взяла карандаш и начала набрасывать его портрет. Высокий лоб, пушистые светлые волосы, худое, скульптурно-правильное