Мы нарушаем правила зимы. Ксения Шелкова
доктор Рихтер отправился к себе, предварительно высказав Елене и Владимиру соболезнования и выписав для Элен несколько рецептов успокоительных.
Левашёв умолил Елену, едва живую от нового, неожиданно свалившегося горя, выпить микстуру и лечь в постель. Он уговаривал её поберечь себя ради детей, не изводиться и сохранить силы. Про себя же он ликовал: наконец, наконец-то избавление! Да причём такое нежданное! Ещё несколько дней назад он ломал голову, решая, что делать, если тёща и дальше решит диктовать ему собственную волю? А будь она жива, это непременно бы произошло! И неизвестно, удалось бы с ней справиться, или нет?
Уф, какая гора с плеч, и так вовремя! Нет, разумеется, он побудет с Элен несколько дней дома, соблюдая траур, и поможет ей немного прийти в себя. Сейчас Елена должна быть уверена в его любви! Иначе если она, узнав о Софье Дмитриевне, вздумает закатить истерику – неприятностей не оберёшься!
Владимир лихорадочно представлял, как обставит всё это дело теперь, когда тёщи нет в живых. Он скажет Елене, что женится на Софье Нарышкиной, незаконной дочери его величества – ради будущего детей, ради своей дальнейшей карьеры. Стоит при этом солгать, что Нарышкина-старшая обещала похлопотать о графе Левашёве перед государем, если Владимир женится на её дочери, которая вбила себе в голову, что влюблена в него. А став зятем его величества, Владимир обеспечит детям такое будущее, какое им и не снилось! Елена же может остаться здесь. Хотя – лучше он купит ей хоть целый особняк где-нибудь поблизости, наймёт сколько угодно слуг, подарит лошадей, роскошную карету! Он будет навещать её каждый день, а она станет приходить к детям так часто, как ей захочется – ведь она теперь их единственная родственница!
Главное, чтобы Елена не подняла крик и, не дай Бог, не выдала их отношений! Но тут Владимир почти не сомневался, что сумеет её уговорить. Она слишком любит его, чтобы поссориться и разорвать с ним навсегда.
У Завадских затевали очередную охоту, но к вящему разочарованию хозяина, граф Левашёв хотя и прибыл погостить денёк, никакого интереса к предстоящему развлечению не проявлял. А оказывал он внимание лишь одной-единственной особе, что была приглашена в усадьбу Машенькой Завадской, хозяйской дочерью. Из чего чета Завадских-старших сделала вывод, что свежие сплетни о графе Левашёве и Софье Дмитриевне Нарышкиной отнюдь не беспочвенны.
Владимир приехал в поместье к завтраку – и сразу же увидел её: нарядную, в летнем белом платье, с жемчугом в золотистых волосах, с кашемировой шалью на плечах. Софи, какая же она юная, свежая, прелестная! Побыв несколько дней на воздухе, она отдохнула, разрумянилась и стала ещё краше – Левашёв буквально дрожал от восторга при одном лишь взгляде на неё.
Он ужасно устал от собственного дома, где Елена и её горничная оплакивали Катерину Фёдоровну, и где, казалось, навсегда воцарилась унылая, траурная атмосфера. Сколько же можно рыдать?! Собираясь к Завадским, Левашёв коротко объяснил Элен, что едет сопровождать господина Нессельроде в деловую поездку на два дня, и отказаться никак невозможно.
В