Черная суббота. Константин Александрович Алексеев
к себе в машину молоденькую девчонку, Лехино сердце долго переполнялось гордостью за себя и напарников. Ее омрачало лишь то, что девушка побоялась писать заявление на распоясавшихся “быков”, и их пришлось отпустить, продержав в отделении от силы пару часов.
Вот только не все потерпевшие были благодарны стражам порядка. Как-то раз, топая вечером по маршруту, приятели услышали истошные крики в ближайшем дворе. Поначалу патрульные решили, что там, как обычно, повздорили местные алкаши, но, прибежав на место, они увидели картину покруче: мордатый детина с испитым лицом таскал за волосы по земле прилично одетую женщину, вдобавок пиная ногами и кроя матом на всю округу.
Первым опомнился Евстафьев. Подскочив, он отшвырнул хулигана от несчастной. Тот поначалу полез было в драку, но двухметровый Юрка без труда сшиб амбала на землю.
Пока Евстафьев с Климановым скручивали обмякшего дебошира, Мартынов начал было вызывать по рации машину, чтобы отвезти задержанного в отделение, но тут оклемавшаяся жертва вдруг налетела коршуном на своих спасителей:
– А-а-а! Не смейте! Не трожьте его, слышите?! – и, буквально вырвав своего мучителя из рук опешивших патрульных, начала причитать над ним: – Пашенька! Сильно они тебя? Ишь, дорвались до власти, сволочи!
В растерянности отпустив дебошира, Леха непонимающе смотрел на вопящую тетку. На ее перекошенный рот с разбитой, начинающей опухать губой. На рассеченную бровь, из-под которой слепо темнел окровавленный глаз, а другой ненавидяще зыркал на Андрея, на Юрку и на него, Климанова. Словно это они, а не благоверный только что лупили ее со всей дури.
А тем временем на крики Пашенькиной жены уже начал подтягиваться завидевший милиционеров и потому осмелевший народ. Четверо мужиков, до этого усердно стучавших в домино и в упор не желавших замечать побоища у себя под боком, теперь, приосанившись, подошли, встав полукругом. Парень и девушка, упоенно прощавшиеся у подъезда, оторвались друг от друга и приблизились, с любопытством наблюдая за происходящим. Сюда же, откуда-то из глубины двора, переваливаясь как утка, присеменила приземистая тучная бабка, чем-то напоминавшая Алевтину из фильма “Дело было в Пенькове”.
− Вот, полюбуйтесь! − завидев подошедших соседей, по новой заголосила дамочка. – Мужика моего чуть не убили! Думают, если милиция, то все с рук сойдет?! Нет, уж я это так не оставлю!
− Правильно, Танечка, правильно, милая, − в унисон ей заворковала старуха. − Надо на них жалобу писать, да куда повыше! Пусть их посодют, а то ишь, людей мордуют почем зря!
− Кто мордует?! − первым не выдержал Евстафьев. − Да если бы не мы − убил бы он ее на фиг!
− А это уж наше дело! − истерично взвизгнула жена. − Сами разберемся, нечего лезть куда не просят!
− Вот именно, − впервые подал голос Пашенька. − Ишь, черт здоровый, чуть челюсть мне не свернул, козел! − злобно бросил он Юрке и тут же на всякий случай опасливо отступил назад.
− Кто козел?!