Убийство в Оптиной пустыни. Михаил Федоров
медленными и у меня вызвали подозрение».
Мортынова разбирало: «Стоял за Трофимом. Примерялся? Приседал на корточки. Высматривал? Замышлял? Был не в себе?»
Лаврентий продолжал:
– Мы закончили звонить и пошли в трапезную…
Дальше Мортынов писал:
«Я находился там около 15 минут и в 5.35 до окончания трапезы пошел в свою келью, которая расположена в том же здании. В келье я пробыл до 5.50 час., а затем вышел на улицу и пошел через ворота по направлению к скиту на службу. Ворота были прикрыты. У ворот стояло несколько человек дежурных с повязками из числа паломников. Я пошел в скит… Примерно в 6.10—6.15 час., когда служба в скиту началась, позвонили из монастыря и сообщили об убийстве монахов, а когда служба заканчивалась, то сообщили о поминовении убиенных Ферапонта и Трофима и за здравие Василия. В монастырь я вернулся в 10 часов».
– Давайте уточним, кто служил в скиту?
– В скиту вели службу регент-послушник Михаил, Николай Николаевич – послушник и иеродьякон Елизар. Служили отец Михаил, протодьякон Рафаил и Кларнок… После сообщения из монастыря о происшедшем в скит стали подходить монахи и миряне…
На службе
Когда дьякон расписался в протоколе, то спросил:
– Я свободен?
– Да, идите…
Заглянувший опер проводил дьякона вопросительным взглядом. Ему не нравилось, что никого не задерживали. Он приводил людей, которые в прошлое утро были с убиенными и могли оказаться причастными к убийству, а их отпускали. Его работа как бы шла впустую.
«Орден рвется получить», – подумал Мортынов.
Его озадачили. Кто мужчина, которому не дали горохового супа? Который ходил вокруг звонницы? Стоял за Трофимом? Приседал?..
За хлынувшим потоком информации все труднее было уследить, все труднее в нем разобраться. И теперь нужны были веские улики, чтобы заниматься определенным фигурантом, а не распыляться, не бежать за каждым, вызвавшим подозрение, а пусть и упуская что-то, нацелиться на одно и бить в одну точку.
Когда он работал в дознании, мог в день закончить несколько дел. Стоило к нему привести злостного тунеядца, он его отпускал с уже законченным уголовным делом: три месяца прошлындрал без работы, получил предупреждение, за месяц не трудоустроился, и – поехали в суд, а оттуда – в колонию. А тут трое убиенных, нож, меч, шинель, кепка, следы обуви, на БОМЖа показали собачки, говорили о грозившем на кухне мужике, о другом, высматривавшем что-то на звоннице, еще один в Сосенском стрелял…
Голова шла кругом.
Когда в опустевшую комнатку Мортынова зашел опер, он подозвал его пальцем, словно желая ему что-то шепнуть, и когда тот склонился, схватил его за ухо и медленно поворачивал:
– А ты, паскудный мальчишка, хочешь меня под монастырь подвести… Наручниками машешь… Уже «банда» в отделе сидит… А ты еще, еще, – с силой довернул ухо, – ни хрена не работал…
Восстановление звонницы, где убили иноков
Опер вырвался, отскочил, как ужаленный:
– Я, я, –