Плащ и шпага. Амеде Ашар
что это мне зачтется там, на небесах.
Священник покачал головой нерешительно; потом, наклонясь к умирающему, сказал:
– Раскаиваетесь ли вы в грехах своих, сын мой?
– Горько раскаиваюсь.
Священник поднес распятие к губам графа, который набожно его поцеловал; потом перекрестил большим пальцем его лоб, уже покрывшийся липким потом.
– Рах vobisсum!
– Amen! – отвечал Джузеппе.
Окончив исповедь, граф попросил верного Джузеппе достать ему лист бумаги, перо и чернильницу. Черный человек, не сводивший с него глаз, достал все это из кожаного футляра, висевшего у него на поясе, и, положив бумагу на колена раненому, сказал боязливо:
– Не нужно однако же писать слишком долго.
– А! вы полагаете?
– Я говорю это из предосторожности. Я только что щупал вам пульс: если вы вздумаете писать красивые фразы, то не успеете подписать.
– Очень благодарен!
Джузеппе, собравший последние силы в эту торжественную минуту, приподнял графа, который взял перо и, призвав на помощь всю силу воли, довольно твердой рукой написал три строчки, подписал, свернул лист вчетверо и приложил на горячий воск, накапанный на бумагу черным человеком, большой золотой перстень с гербом.
– Еще есть у меня время? – спросил он, взглянув на черного человека.
– Да, немного… не столько, как в первый раз.
– Гм! смерть однако поспешает!
Он взял еще лист бумаги и тем же пером написал: "Графиня, я умираю христианином, хоть и прожил хвастуном; простите мне все зло, которое я вам сделал… Вверяю вам сына".
Он вздрогнул.
– Э! э! – сказал он, – вы правы: я чувствую, что смерть приходит! – И обращаясь к Джузеппе, добавил: – Эти два письма отдай графине де Монтестрюк, жене моей, а этот перстень – моему сыну.
Он опустился на солому, закрыл глаза, сложил руки; губы его слабо шевелились. Джузеппе стал на колена и положил подле графа его обнаженную шпагу. Все молчали на дворе. Священник читал отходную.
Вдруг граф открыл глаза и, взглянув на Джузеппе, сказал твердым голосом:
– До свиданья!
Дроже пробежала по всему телу с головы до ног, и он окоченел.
– Прими, Господи, душу его! – произнес священник.
– Вот и второй! – прошептал итальянец.
Джузеппе обернул тело господина в плащ и, положив его на носилки, направился к замку Монтестрюк.
Шествие двигалось медленно; Джузеппе ехал за ним верхом, держа лошадь графа в поводу. Он спрятал оба письма на груди, под полукафтанье, а перстень в поясе. По временам у него кружилась голова, но он не поддавался:
– Все равно, доеду.
К концу ночи он увидел стены замка Монтестрюк, выступающие из мрака.
– Кто идет? – крикнул часовой, заметив толпу людей, подходивших к воротам.
– Благородный граф де Шаржполь, сир де Монтестрюк, мой господин, возвращается мертвым в свой замок.
Подъемный мост опустился и процессия перешла ров и опускную решетку.
Если бы Джузеппе,