Точка Невозврата. Михаил Макаров
латышской батареи, почему-то не покинувшего пост. Садов ударом ноги выбил дверь, оторопел при виде врага и с перепугу опорожнил в него, задравшего руки, барабан нагана. Завидная кожаная «шведка» превратилась в сито. В качестве трофея белогвардейцы забрали полевой телефонный аппарат, подле которого дежурил латыш.
Восстановив полотно, бронепоезд продолжил движение. Скрытности манёвра способствовала низина, обрамлённая деревьями, частично сохранившими листву.
У входных семафоров станции Орёл Решетов замешкался, не зная следующего хода. Здание вокзала, напоминавшее островерхими башнями замок средневекового рыцаря, лежало как на блюде.
Поддержан ли его порыв пехотой, подполковник не ведал. Здравый смысл в нём боролся с азартом загонщика. Борьба шла на равных, пока советская артиллерия не накрыла край выемки, из которой выкатился броневик. Толстые столбы земли со страшным грохотом начали вырастать в сотне саженей позади «Витязя».
– Отходим! – Решетов протиснулся в башню, с усилием опустил за собой тяжёлый люк.
Красные, решив поймать бронепоезд в ловушку, открыли заградительный огонь. Подполковник с секундомером в руке высчитывал момент между очередями.
– Полный назад! – как укушенный заорал он в латунный рожок внутренней связи.
Состав тяжко дёрнулся, набирая ход. Команда бронеплощадки оцепенела, верующие зашептали молитвы.
Вдруг громовой раскат сотряс многотонную стальную коробку, словно циклопическая кувалда с размаха огрела. Нутро вагона наполнилось удушливым сизым дымом.
– Полный… кх… на… кхм назад… ках! – Решетов надсаживался от кашля.
«Витязь» притаился в низинке, оставив пушечную молотьбу в стороне Орла. По краям пробоины в крыше толстенный металл скрутился папирусом. Солдаты с лязгом распахивали люки, дверцы. Потянуло слякотным сквозняком.
При подсчёте урона контуженных и посечённых окалиной в расчёт не брали. Настоящих раненых оказалось трое.
Осколок распахал плечо прапорщику Садову, скулившему обиженным щеночком:
– Скор божий суд, Пал Палыч…
Заряжающего Кинько взрывной волной припечатало об угол снарядного ящика. Делая безуспешные попытки приподняться на локте, он умывался юшкой[86] и мычал.
Наиболее серьёзно пострадал старший фейерверкер Куликов. Судя по кровавым пузырям, надувавшимся в чёрной щели его волосатого рта, кусок железа, пробив грудную клетку, застрял в лёгком. Бородач утробно булькал, пучил глаза и скрежетал по рифлёному железу пола подкованными башмаками.
Пострадавшим оказали первую помощь.
«Витязь» пятился раком до станции Стишь, где подвергся обстрелу из тяжёлых орудий.
– Осерчали на нас… то… товарищи… в бога, в душу… в кузину-хористку, – бормотал Решетов, на дрожащих ногах мотаясь от одного борта к другому.
Драпали без остановок до Станового Колодезя. Там к бронепоезду на низенькой гривастой савраске подскочил разведчик.
– Поручик Баранушкин, –
Юшка – кровь (прост.)