Хмель. Алексей Черкасов
грешница! Перед миром древних христиан, какие за веру на смерть идут, на каторгу идут, в Сибирь идут, кайся – как согрешила со нечистым? В какую ночь явился он к тебе в постель и тело взял твое, поганое, непотребное? Кайся!
Акулина воздела руки к алтарю:
– Не было того, отче! Христом Богом молюсь – не было! Помыслами чиста, как и душой своей. Михайла, скажи же! Скажи! – просила она мужа Михайлу Юскова, но тот молчал, со страхом глядя на молодую жену: ведьма ведь!
Тогда старец Филарет предупредил:
– Не покаешься во грехе, не будет тебе спасения на том свете! Геенна огненная поглотит тя, яко тварь ползучую!
– Не было нечистого, отче! Не было!
– Нечистый дух у тебя на руках, блудница! О шести пальцах, и рога потом вырастут, и хвост!
Община глухо проворчала: «Грех-то! Грех-то!» И одним духом:
– На огонь блудницу со нечистым духом!
– На огонь!
– В геенну огненну!
Старец Филарет поднял золотой осьмиконечный крест:
– От нечистых помыслов твоих, блудница, на свет народился шестипалый нечистый! Вяжите блудницу! Аминь.
И как ни вопила Акулина, Ларивон с кузнецом Микулой притянули ее веревками к березе.
Шестипалый младенец исходил визгом на руках матери, да никто того визга не слушал: нечистый вопит. Пусть вопит!
С Акулины сорвали платок и одежду. Теперь она предстала перед всеми голая – срамота-то какая! Длинную русую косу обкрутили вокруг березы.
– Ма-а-а-туш-ка-а-а!.. Ба-тюш-ка-а!
Ни матушка, ни батюшка не отозвались на вопль. Нет пощады тому, кто согрешил с нечистым и попрал праведную веру.
– Ма-а-а-туш-ка-а-а-а!..
Старец затянул длинный псалом «очищения духа от нечистой силы», и все подхватили пение, часто повторяя:
– Аллилуйя! Аллилуйя!
После слов старца: «Да сгинет нечистая сила!» – Акулина завопила во весь голос, обезумев от страха.
Многие попадали с колен – лишились сил.
Ларивон с Микулой поспешно обложили Акулину с младенцем сеном и хворостом.
Старец поджег сено от свечи.
Сухое сено и хворост моментально вспыхнули. Над темным лесом поднялся столб пламени.
– Ма-а-а-туш-ка-а-а-а!..
Перекрывая вопль Акулины, вся община гаркнула:
– Аллилуйя! Аллилуйя!..
Судное моленье свершилось.
Завязь вторая
Белая борода – не снег, а прожитое лихолетье.
Когда-то Филарет Боровиков был таким же молодым, как и беглый каторжник Александр Лопарев. То и разницы: Филарет возрос в барской неволе, а Лопарев – из барского сословия, жил в холе и довольстве.
Филарет перебивался с куска на кусок. Пять дней в неделю гнул хрип на барщине, а барин Лопарев не ведал нужды из-за куска хлеба насущного, ел, что душе нравилось. Службу нес царскую, в море плавал, тешился.
Когда стало невмоготу Филарету Боровикову везти упряжь помещика, он бежал в Оренбургские степи,