Грета за стеной. Анастасия Соболевская
невероятно замерзла. Она поспешила к входной двери.
Как же папа постарел за этот год. Когда-то Маркус Эггер был очень красив – Грета еще помнила те времена. Невысокий, но крепкий, с сильными руками, синеглазый, русый. Дочка походила на него лишь отдаленно. После развода отец себя запустил, да и когда ему прихорашиваться? И перед кем? Разовые свидания, которые нет-нет, да и случались у него еще пару лет назад, Грета в счет не брала. Отцу было немногим за сорок, и в его волосах уже проглядывали серебряные нити, а во взгляде поселилась усталость, заменившая своей тоской живой блеск когда-то бьющей во все стороны энергии. Лицо его осунулось. Он очень походил на свой заброшенный двор. Грета чувствовала и свою вину в том, как жалко он выглядит. Единственное, что осталось от прежнего отца – он все так же хорошо стрелял, за что ему когда-то вручили грамоту – в последний раз Грета видела ее где-то в своей комнате за холстами.
Грета стояла у дверей, вжимая голову в плечи, и ждала пока отец поднимется по ступенькам. Маркус будто увидел дочку не сразу.
– Ох, милая. Я думал, ты приедешь в десять.
Маркус выглядел так, будто не спал всю ночь – выжатый как лимон и сонный.
– Ничего.
Она не позволила себе на него обидеться.
Они обняли друг друга, и щеку Греты щекотно кольнула двухдневная щетина. Пальто отца пахло хвойной отдушкой для машины и кофе.
– Я скучал по тебе.
Он достал из кармана ключи и впустил дочку в дом. Внутри оказалось не намного теплее, чем снаружи. Это печалило. Маркус поспешил зажечь камин и газовые конфорки на кухне, чтобы поскорее нагреть воздух.
Первое, что бросилось Грете в глаза, было запустение общей комнаты, которая, если не брать в расчет кухню, занимала весь первый этаж. На все сто квадратных метров только пара старых продавленных кресел, на которых отец по обыкновению спал перед телевизором, такой же древний диван у камина, несколько книжных полок по стенам, большой овальный стол, за которым отец работал, и стулья – всюду серым слоем лежала пыль. Похоже, что влажная тряпка не касалась этих вещей несколько недель. Грета сделала вид, что не заметила три бутылки пива за креслами. Когда она в следующий раз глянула в ту сторону, их уже не было, отец поспешил затолкать их за ту кучу бумаг и папок в углу. Ей не нравилось, что отец пьет, но она ни разу не видела его пьяным, поэтому прощала ему этот способ расслабиться.
– Я постелил тебе новое белье, – сказал Маркус, неся дочкины вещи вверх по лестнице. – Сколько планируешь здесь жить?
– Не знаю. Может быть до каникул? До июня, – соврала она. – Три-четыре месяца. Ты не против?
Конечно, отец не был против. Оно и понятно – когда дочь гостила у него, дома после работы его всегда ждал вкусный ужин и прибранные комнаты.
– Кая постоянно плачет, – пустилась дочь в объяснения, которые сама же придумывала