Фабиола или Церковь в катакомбах. Повесть из эпохи гонения христиан. Нил Виземан
людей и заставлять их думать, что я сделал великое благодеяние в юношеские годы… Ты понимаешь меня?.. Я хочу просить тебя, чтобы раздача этой утвари произошла не в моем. А в каком-нибудь другом доме… Это, в сущности – ничтожная жертва человека, нуждающегося в молитвах бедных христиан и желающего остаться неизвестным.
– Очень рад помочь тебе, мой добрый, искренний и благородный юноша. Но тсс!.. Ты слышишь? Кто-то говорит о Фабиоле! Кто это произносит ее имя?.. Не предвещает ли этот разговор чего-нибудь нехорошего.
Панкратий подошел к окну. Голоса двух человек раздавались так близко у стены, что из-за карниза нижнего этажа нельзя было их видеть, но зато легко было различить голоса женщины и мужчины. Спустя несколько минут, разговаривавшие выдвинулись вперед, и яркий лунный свет осветил их лица…
– О, я знаю эту мавританку, – сказал Севастиан, – это Афра, невольница Фабиолы.
– А мужчина, – прибавил Панкратий, – мой товарищ по школе, Корвин.
В виду этого оба они начали прислушиваться к разговору этих лиц, но так как они переходили места на место, слова их только отрывками долетали до их слуха.
Желая дать читателю представление о их разговоре, мы прежде всего скажем несколько слов о самих разговаривающих. Мы уже хорошо знакомы с невольницей и отчасти с Корвином, сыном Тертуллия, префекта в претории. Эта должность, неизвестная в начале республики и царствования Тиверия, постепенно соединила в себе все гражданские и военные власти, и занимавший эту должность часто занимал должность высшего уголовного судьи в Риме. Надо было иметь чрезвычайно крепкие нервы, чтобы исполнять эту обязанность по мысли деспотических и неумолимых императоров; сидеть целый день в трибунале, окруженным ужасными орудиями пыток, быть глухим к стонам стариков, крикам детей и женщин, к мукам приговариваемых к смерти, равнодушно производить следствие над несчастным, распятым на колесе и смотреть на человека, конвульсивно передергивающегося, с одной стороны, тогда как с другой палачи исполняют смертный приговор над другим мучеником, бичуя его ременными плетьми с вплетенными на концах металлическими шариками. Спать спокойно после этих сцен и пробуждаться с новою охотою смотреть на подобные страдания, – все это было такой задачей, с которой не всякий судья мог справиться. Тертулий был выписан из Сицилии для занятия этой должности не потому, что он был ужасный зверь, но потому, что он не знал никакого сострадания. Трибунал служил первой школой для его сына. Будучи ребенком, Корвин сидел по несколько часов у его ног, с удовольствием смотрел на ужасное зрелище и даже сердился, если кто-то умел оправдаться. Он вырос среди пыточных зрелищ, жестокостей, изуверства и грубости, не успев еще достигнуть возраста; пятнистое лицо его и бледный лоб, обнаруживали ехидство и странную развязность. Не обладая никакими благородными побуждениями, он таил в душе варварское геройство, соединявшееся со зверством и ужаснейшею подлостью. Корвин не понимал, что значит благородный поступок и не пытался победить свои