Путь суфия. Идрис Шах
же ты еще? Ты запасаешься одеждой на зиму и не делаешь никаких приготовлений для другой жизни.
Ты подобна человеку, говорящему зимой так: ”Не буду я носить теплой одежды, а положусь-ка я лучше на Божье милосердие, и Он защитит меня от холода”.
Такой человек не понимает, что Бог создал холод, но и дал человеку возможность защититься от него».
Верблюд сильнее человека, слон больше него, лев – смелее, корова может съесть больше, птицы энергичнее человека. Человек создан для учения.
Конечно же, это знание имеет свою цену. Оно дается только тому, кто может его хранить и не потерять.
Комментарий Джунаби:
Нет сомнений, что речь здесь идет о суфийском знании. Оно не имеет отношения к книжному знанию, которое может быть записано и сохранено в форме факта; ибо книжный материал не убавится, если попадет в руки человека, не способного воспользоваться им. Это – знание, данное в такое время и таким путем, которые проверяют и оживляют книжное знание.
«Давать знание, которое может быть потеряно» значит допускать возможность того, что человека можно привести к определенным «состояниям» познания истины, прежде чем он научится сохранять в себе эти состояния; в результате – человек теряет свои преимущества и знание потеряно.
Комментарий Ахмеда Минаи:
Так как понимание этого факта представляет собой определенную трудность, интеллектуалы, отдавая дань лености ума, решили «упразднить» любое учение, которое нельзя заключить в книги. Это не значит, что такого учения не существует.
Это делает лишь более трудной задачу находить и изучать его, поскольку люди вышеупомянутого типа, интеллектуалы, научили людей не искать его.
Вы владеете только тем, что не погибнет при кораблекрушении.
Хотел бы я знать, что человек, не имеющий знания, действительно приобрел и чего не приобрел знающий.
Омар Хайям
Омар Хайям был значительным философом, ученым и практическим учителем суфизма. Его имя хорошо известно в европейской литературе, главным образом, благодаря Эдварду Фицджеральду, который в викторианскую эпоху опубликовал на английском языке несколько его четверостиший. Фицджеральд, – надо отметить, – подобно многим восточным ученым, воображал, что так как Хайям временами описывал совершенно различные точки зрения, то он и сам был, в некотором смысле, жертвой противоречий собственного разума. Такое убеждение, хотя оно и типично для многих ученых, почти столь же глубоко, как и убеждение того, кто думает, что если кто-то показывает что-то, то он сам должен верить этому; и если он изображает несколько вещей, он непременно согласен с ними или отождествляет себя с ними.
Фицджеральд, однако, был повинен в гораздо большем, чем в неспособности понять. Вставки анти-суфийского содержания в его переводах Хайяма не могут оправдать даже самые ярые его приверженцы. В результате, они склонны не замечать эту поразительную нечестность и кричат о другом.
Обучающие