В поисках золотого зерна. Альбина Борисова-Слепцова
власами, с помутневшими глазами, два древних старца, опиравшиеся на посох, в углу обвалившегося гниющего жилища застыли в раздумье, замерли в горестном молчании.
Долго они сидели так, но вдруг Кудангса Великий застонал, давясь подступившим кашлем, затем, тяжело, прерывисто дыша, заговорил: «Ну, друг мой, ты видишь, до чего я дошел, помнишь исчезнувшее-улетучившееся огромное богатство мое, несчетное множество лошадей-коров, народ-люд мой? Помнишь, в каком почете жил я, в каком уважении? Взгляни, теперь не могу прокормиться, не могу одеться, нечего в рот положить, нечего на плечи накинуть – превратился в бродячий дух этих развалин, свил гнездо из cyxoй травы, так и живу… Друг мой, что скажешь, что посоветуешь?»
– По великому грозному указанию обширных небес, по велению Одун Хаана, по направлению Джылга Тойона, ставшие опорой мироздания высочайшие указания, на богатство-состояние свое, на силу-мощь свою понадеявшись, решился ты разрушить, задумал изменить, да слишком далеко зашел, великому преступнику, черному грешнику, смевшему восстать против грозных огненных небес, какое может быть сказано слово, какой может был дан совет? Возросли грехи-проступки твои, настала расплата, наказан ты за свершенные прегрешения! Неужто сам не слышал, не знал – имеющего облик человеческий еще при жизни, при долгом веке его настигает возмездие, расплата за все,– так гласит пословица-поговорка?! – речь Чачыгыра Тааса обрела постепенно внутреннюю страсть и силу, голос стал тверже, глаза загорелись огнем.
Кудангса Великий съежился, глубже втянул голову, притаился, опустил обессилевшие руки, закрыл глаза; на лицо, грудь и спину его спадала прядями отросшая грива растрепанных волос. Так, вобрав голову в плечи, сидел он сгорбившись, затем вздохнул тягостно и, едва слышно, спросил: «Коль взмолюсь-попрошу я, признав грех-вину свою, то род мой кровный, племя солнечное, знать неба высокого простят ли меня?»
– Как они могут простить тебя? Предначертание то сотворено, видно, не только для рода людского, а для того, чтобы во всех трех мирах люди и нечисть из века в век пребывали в безропотном подчинении, не смели противостоять, не смели преступить, такое это великое предначертание-указание, так неужто только из-за твоей мольбы переделают, изменят такой суровый закон, такой святой указ?! А не разомкнутся ль тогда три великих кольца трех миров, не прогнутся ль три опоры-балки, на которых они держатся – изменится тогда облик гулко звенящего необозримого среднего мира, придет в смятение жизнь нижнего мира, – так оборвал его речи Чачыгыр Таас и голос его гулко взметнулся в пустом жилище, будто звук бубна, отозвался эхом над верхушками деревьев.
Услышав это, Кудангса Великий вздыбился, подобно разъяренному быку, упрямо, зло взглянул на шамана.
Хоть и сидел он сейчас обессилевший, ослабший, но подобно блеснувшему из-под земли булатному лезвию топора, иль подобно вспыхнувшим из-под золы углям, воспрял его мощный дух, ожил его сильный ум. После чего выпрямил спину Кудангса Великий, вскинул