Отпетые плутовки. Татьяна Полякова

      Он встал, проводил меня и позаботился, чтобы я не смогла удрать: все заперто и ключи у него. Окошко в чулане – собака не пролезет. Я заперлась и легла. Было холодно, пьяные выкрики доносились и сюда, уснуть не получалось. Часам к двум в доме стало тихо. Не успела я вздохнуть с облегчением, как услышала шаги и стук в дверь.

      – Кто? – спросила испуганно.

      – Я это, – ответил Сашка. – Открой.

      – Зачем, уходи. – Я силилась придать твердость своему голосу, но он предательски дрожал.

      – Открой, дура, – зло сказал Сашка. – Не трону я тебя.

      – Не открою. – Я вскочила, намертво вцепилась в ручку двери и стала тянуть ее на себя.

      – Слушай, больная, – вздохнул он за дверью и вроде бы даже покачал головой. – Я тебе русским языком говорю: ты мне без надобности.

      – Ага, – не поверила я.

      – Ага, – передразнил он. – Твой крючок дурацкий и секунду не продержится.

      Что верно, то верно. Я подумала и открыла. Сашка ввалился в чулан, мотало его здорово.

      – Здесь спать буду, – заявил он. – Так лучше. Для тебя.

      И бухнулся на кровать. Через минуту он уже спал.

      Я заперла дверь на жалкий крючок и села рядом с Сашкой. Где-то через час смогла убедить себя в том, что Сашка в самом деле спит, а не прикидывается, и, косясь на него с опаской, обшарила его карманы. Ключей не было, так же, как не было документов или чего-либо еще, что навело бы на мысль, кто он такой. Ясно, что ключи в доме, но идти в кухню я не решилась, а вдруг эти не спят?

      Просидев с час и изрядно озябнув, я взяла подушку, переложила ее к Сашкиным ногам и легла к стене. Водкой от него несло за версту, к тому же он начал храпеть, а среди ночи опять забормотал, я чутко вслушивалась, но поняла только одну фразу: «Голову, голову ему держи» – или что-то в этом роде. Ноги у меня были ледяные, я тянула на себя одеяло, а потом прижалась к Сашке. Было стыдно, но так теплее.