В закрытом гарнизоне. Валерий Ковалев
на плечах.
– Команда равняйсь! Смир-рна! – рявкнул помощник и вскинув к фуражке руку.
– За нарушение распорядка дня и разгильдяйство, всем по три наряда на работу!
– Есть…, есть три …, невнятно пробурчали в ответ.
– Не слышу!
– Есть три наряда на работу! – оглушительно рявкнули пять глоток.
– Вот так-то лучше, – благодушно изрек помощник и кивнул Юркину, – веди на завтрак.
Потом был обычный день, с подъемом флага и проворотом оружия на лодке, получением «фитилей» от командира и выбиванием расходных материалов у «тыла» для очередного выхода в море, а также еще множеством дел, сопутствующих его беспокойной должности.
Незадолго до ужина, наскоро перекусив в поселке, помощник, снова сидел в своей каюте и долбил на машинке очередные формуляры.
Краем уха он слышал, как с камбуза с веселыми криками вернулась команда, потом экипажный магнитофон голосом Высоцкого захрипел «капитан, никогда ты не станешь майором!» и, в унисон с ним, по столу звонко защелкали костяшки домино.
А спустя час, в вечерние звуки казармы вплелись новые.
Сначала раздался виртуозный мат, затем вой и что-то с грохотом упало.
– Кончай бузить! – заорали сразу несколько голосов, потом затопали и Высоцкий прохрипел, «Ой Вань, гляди какие клоуны, рот хоть завязочки пришей!»
Помощник скривился, ткнул сигарету в пепельницу и решительно шагнул к двери.
Из полумрака коридора ему открылся ярко освещенный кубрик, перевернутый стол, с россыпью костяшек на полу и резво бегающая вокруг группа.
– Убью суки! – пьяно орал преследующий ее жилистый старший матрос и вращал над головой вздетой на руку массивной банкой*.
– Гарифулин! – эхом пронеслось по кубрику, и буян озадачено остановился.
– Ко мне! – заложив руки за спину, вышагнул из тени помощник.
С видом сомнамбулы, старший матрос тихо поставил банку, громко икнул, и, как кролик к удаву, заскользил в сторону помощника.
– Прошу, – сделал тот радушный жест, и они поочередно исчезли за дверью.
В кубрике возникла напряженная тишина, нарушаемая шелестом вертящейся вхолостую бобины.
А спустя минуту в каюте помощника что-то упало вторично, затем в коридоре всплеснул свет и в кубрик четко промаршировал Гарифулин.
У своей койки он застопорил ход, быстро разобрал постель, затем разоблачился и, аккуратно сложив робу, нырнул под одеяло.
– Хр-р! – спустя минуту раздался богатырский храп.
– М-да, быстро он его, – переглянулись присутствующие и дружно заржали.
Затем «козлисты»* вооружили стол и продолжили партию, а кто-то установил на «Комету» новую бобину.
И осталось лицо, и побои на нем,
И куда теперь выйти с побоями…
чувственно изрек всенародный бард, и всем стало хорошо.
А без четверти шесть следующего утра, вместе с менявшим помощника минером, в казарму нагрянул замполит,