Возвращение из Мексики. Владимир Шпаков
бородатый и в дутой куртке. Оба на! Что ж, тогда хотя бы отлить за бесплатно…
Уже темнеет, зажигаются фонари и окна. Потеряв ориентацию, иду, куда глаза глядят, чтобы вскоре оказаться среди красных фонарей и витрин со специфическим товаром. Жаль, что я здесь один, не с кем обсудить прелести стройняшек за стеклами. А прелести имеют место быть, о-о, более чем! Три расы выставляют лучшее из генофонда: фарфоровые европейки, загадочные азиатки, горячие африканки соревнуются, перебирая ногами, чтобы слиться со мной в экстазе. Слиться вот с этой? Но она явно славянских кровей, таких и на родине в избытке. К тому же я помню многомудрого Ковача, сказавшего: выход – в смешивании, мулаты и метисы еще имеют шанс. Значит, сольюсь с той, желтой и гибкой, с волосами до попы. Или экстаз подарит черная, с кудрявой шапкой на голове? Мое сердце (или другой орган?) на время становится территорией ожесточенной борьбы Африки с Азией. Я забываю о том, что рожать стройняшки не станут даже под дулом пистолета, зато помню, что чудный квартал, по слухам, скоро перепрофилируют, и прелести придется покупать в другом месте. Пока этого не произошло, делаю выбор в пользу Африки.
Чернокожая чувствует мое предпочтение, начинает темпераментно трясти бедрами, вертеться так и этак, короче, завлекает. Я вскидываю ладонь, дескать, айн момент! После чего, отбежав за ближайший угол, распечатываю один из контейнеров и пыхаю (для храбрости). Ну, держись, Африка! Сейчас ты узнаешь, какие богатыри вырастают в гиперборейской земле, как они могут доводить до изнеможения, оставляя в горячих чреслах свое семя…
Успевшая заскучать африканка сидит на стуле. Но, заметив меня, опять вскакивает и страстно выгибается, типа хочу – не могу. Что ж, родная, я тебя куплю – траченный молью генофонд Европы требует обновления.
За дверью встречает смуглый парень со шкиперской бородкой: он откладывает газету и быстро поднимается с дивана.
– How much? – включаю англоязычный запас. И тыкаю за стенку, за которой неистовствует моя чернокожая: – She.
– Hundred, – отвечает шкипер.
– Недешево… Ладно, согласен.
Далее разыгрывается замедленное кино, в котором я статист, а чернокожая – режиссер. Как и положено режиссеру, она указывает, куда пройти, и вскоре мы оказываемся в тесноватом номере с неширокой кроватью, вешалкой и узким креслом. Куртку и прочее, показывают, на вешалку, когда же я разоблачаюсь, мне протягивает блестящий пакетик. А руки не слушают статиста! Пожав плечами, режиссер сама вскрывает контрацептив, да только натягивать не на что, главное орудие статиста бастует.
– Забастовка, – говорю. – Всеобщая.
– I don’t understand, – звучит низкий, с хрипотцой голос.
– Strike, – уточняю. – All-out strike.
А она опять делает вид, что не врубается!
– Брось, все ты понимаешь. Белая раса бастует на всех уровнях: не фиг плодиться и размножаться, пора и честь знать! Кое-что, правда, я от тебя возьму, пусть не на весь стольник – хотя бы на полтинник…
С этими словами укладываюсь рядом