От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России. И. В. Юкина
размышляли на эту тему и развивали ее – то, что российская наука еще практически не исследовала.
Провинциальная писательница Е. А. Ган в 1837 году написала:
кажется, будто мир Божий создан для одних мужчин; <…> для них свобода и все таинства жизни <…> <а если надежды женщины. – И. Ю.> на семейное счастье не сбудутся, что остается ей вне себя? Ее бедное ограниченное воспитание не позволяет ей даже посвятить себя важным занятиям, и она поневоле должна <…> до могилы влачить жалкое бесцветное существование184.
Только современные исследования, проведенные с позиций гендерной методологии, позволяют обнаружить «женскую» составляющую социальных процессов. Образованные женщины-дворянки переосмысливали в 1840‐е годы модели женственности, предлагаемые им обществом. Они искали новой идентичности и отходили от прежних моделей женственности185.
Официальный дискурс: 1830–1840‐е годы
У прогресса с старым веком спор великий рос. «Уходи, старик, без злости», – говорил прогресс: Мы твои положим кости под тяжелый пресс. Мы в способность женщин верим, в их гражданский путь, Не запрем их в душный терем, им дадим вздохнуть.
Тема «русской женщины в российском обществе» впервые была поднята в 1830–1840‐е годы в среде «мыслящих людей», стремившихся к умственному и нравственному развитию186, то есть российской интеллигенции в самом широком смысле слова. Позднее, в 1860‐е годы, она стала предметом национальной дискуссии.
В целом 1830–1840‐е годы отмечены подъемом интеллектуальной и духовной жизни русского общества. Деятельность студенческих кружков с начала 1830‐х годов, в том числе кружков Н. В. Станкевича и А. И. Герцена, развивалась в обсуждении разного рода этических, философских, социальных и политических проблем. Например, проблемы «нравственного государства» – не подавляющего, а охраняющего личную свободу, что общеизвестно. Или «проблему женщины» – ее роли, предназначения, моделей женственности, что не очень известно. П. Н. Милюков писал:
Женщина играла в этих спорах очень важную роль; теоретически ей предоставлялась роль высшего существа, предназначением которой было пересоздать мужчину. Среди табачного дыма и за стаканами вина решались вопросы, как женщина должна любить: то от нее ждали любви по Шиллеру, то она должна была чувствовать по Гегелю, то ей рекомендовалось проникнуться настроениями Жорж Занд. И все это предъявлялось одному и тому же женскому поколению на очень коротком промежутке времени в одинаково безусловной догматической форме187.
Женщины 1840‐х годов не могли участвовать в этих спорах. Правила приличия не допускали их в круг молодых людей. Кроме того, они не имели достаточной интеллектуальной подготовки для подобного рода дискуссий. А между тем перед ними встала проблема соответствия предписываемым моделям