Сломанный капкан. Женя Озёрная
же развалилась на куски. Перед глазами поплыло. Он усадил меня на скамейку, сказал что-то – уже не помню что, – и меня схватила мысль: он слышит. Это ощущалось так, будто падающий самолёт, в котором я сидела, притиснувшись к креслу, вдруг прекратил сбрасывать высоту.
В тот день он, смотря в сторону, почему-то выслушал всё: и про Международный день музеев, и про то, что я должна, и про то, что я совсем одна и хотела уже просить маму. Он согласился быть со мной после пар до восемнадцатого и в день самой выставки, якобы просто помочь. Это вовсе ничего не означало… пока. И вот зачем? Что́ было у него в голове? Ведь это всё ему совсем неинтересно.
Он проверил время, достал из рюкзака ручку и написал у меня на руке свой номер. Куча нечётных цифр, для меня холодных. Десять минут, которые он назвал своими, кончились, так что он встал и ушёл.
А я выдохнула и только тогда увидела лёгкое голубое-голубое небо над опустевшим сквером. Начиналась четвёртая пара, которой у меня уже не было.
8
Да, в тот день он взял на себя всё, что на него обвалили. Постарался не выдать свою заинтересованность, неизвестно откуда вдруг взявшуюся, и подставил плечо. В этом не было совершенно ничего удивительного – так уж Артём был воспитан.
Она волновалась и путалась дико. Пыталась увязать концы с концами и выдать что-то похожее на план, но лепетала беспомощно, лила на него поток непонятностей – как-нибудь так, наверное, слышала его бабушка, когда он говорил об учёбе? Артём понял только, что надо стрясти с её курса какие-то работы и вывесить их в специально подготовленном для этого месте. Ну и в чём тогда проблема? Десятого после четвёртой пары в двадцать… какой? А к чёрту, возле кофейного автомата, а там разберёмся.
– Да всё будет, – сказал он и хлопнул её по плечу.
Этот взгляд в который раз стал до страшного знакомым. Артём сделал над собой усилие, чтобы не дрогнуть, и, развернувшись, зашагал в универ: в компьютерный класс было давно уже пора. Но перед самым пешеходным переходом он не выдержал и оглянулся – за разговором прошло незаметным то, что её одногруппницы уже ушли.
Белкина не осталась ждать Лёху, а Мира всё так же сидела на лавочке в опустевшем сквере и на него смотрела.
Непонятная жуткая слабость навалилась снова. Он отвернулся и застыл на месте, хотя на зебре уже остановилась машина.
– Ты идёшь или нет?! – Водитель подгонял его жестом высунутой из окна руки.
Артём помедлил ещё пару секунд, пока не услышал сигналы тех, кто уже вереницей собрался следом, и перескочил через переход.
Бред какой-то. Ну совсем бред.
***
Десятого, когда он зашёл в корпус гумфака, девчачий смех грохотал где-то вдалеке. Двадцать какая-то была на втором этаже, возле кофейного автомата – который, судя по гудению, не так уж давно для кого-то работал.
Артём заглянул за первую попавшуюся приоткрытую дверь. На доске была нарисована какая-то фигня, а за передней партой с бумажным стаканом сидела Мира. Это был кофе. Судя по запаху, сладкий.
– И зачем же портить?! – не выдержал он и ухмыльнулся, садясь