Разворошивши, улыбнись! Сборник короткой прозы. Виктория Вольская
у окна, оперившись о раму руками, и продолжила слушать, что такого преподаватель расскажет о жене – из того ли разговора она узнала, что её зовут Фрида? Нет, не из того, конечно, потому что тогда они как-то затихли, словно тема вдруг зашла о чём-то инфернальном или предназначенном только лишь для избранных (тем же вечером Роза пыталась выведать у матери, что же такого они с Геннадием Викторовичем обсуждали, но её корабль наткнулся на косу и сел на мель, и дабы избежать повреждения коры, она не продолжила наседать, оставила все, как есть, осталась немного обиженная и в горьком неведении). Так вот она стояла у окна, позволяя теплому майскому солнцу сушить её щеки, и смотрела в свободное от белых барашков небо; несмотря на смущающее предчувствие беды – нашествие саранчи или жаб, огненный град, а, может, это просто Гена ей что-то приятное скажет или заметит, что она больна? – она улыбалась приближающемуся лету: большому солнцу, предстоящим грозам, зеленому океану, мерцающему и поблескивающему, сплошь укутывающему парки и улицы, запаху сливового варенья – то варила бабушка Майя, когда наведывалась в Петербург. И она бы убежала мыслями дальше, ан нет, уже «Розочка пойдем» прозвучало, приправленное «моя милая», уже взяли её за руку тонкие, окольцованные перстнями пальцы матери; и быстро-быстро Роза переключилась с Гены на холодный металл, коснувшийся её кожи, на блеснувший на солнце массивный кристалл – фу, нелепость, да и царапает часто.
Дело в том, что мать почти принудила её, Розу, учиться играть на пианино, как, впрочем, принуждала ко многому – к урокам французского: «Bonjour, je m’appelle Rose. Comment allez-vous?»4, «Nom de famille Smirnova, mais peu importe, faites comme si j’étais Voskresenskaya!»5; к еженедельным походам в галереи и изучению живописи, но только не пресловутого авангардизма, лишенного, по мнению матери, живого чувства («О, милая, все эти фовизмы и кубизмы ни к чему хорошему не приводят»), и к заучиванию поэм любимого писателя матери Лермонтова:
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой,
Меж бурным сердцем и грозой?6
Розе было девятнадцать, и она умела многое, но не умела главного – не играла на пианино, – поэтому-то мать нашла ей полгода назад через знакомых учителя, весьма талантливого пианиста в прошлом и лучшего преподавателя истории музыки в настоящем. Лидии Михайловне всюду говорили, что Геннадий Викторович не согласится учить игре на пианино, давно якобы отошел именно от этого дела и теперь занимается исключительно теорией, но ей, на удивление знакомых и друзей, каким-то образом удалось с пианистом, как она его называла иногда, договориться.
В декабре, вспоминала Роза, полгода назад, когда она ещё знать не знала, каков на самом деле Гена, она была настроена решительно против очередного Викторовича, который должен был, как и все прочие, обращаясь к ней на «Вы», в течение сорока пяти минут обучать чему-то важному. Морозное утро,
Здравствуйте, меня зовут Роза. Как поживаете? (фр.)
Фамилия Смирнова, но не обращайте внимания, представьте, что я Воскресенская! (фр.)
«Мцыри», М. Ю. Лермонтов