Он, она и любовь. Валерия Андреевна Уфимцева
Нью-Йорк, или Лос-Анджелес. Москва не уступала в своём величии, ни Лондону, ни Парижу, а даже, по моему мнению, доминировала, во всех смыслах этого слова.
Мы подъехали к воротам огромного больничного комплекса. Генрих Янович показал пропуск, и наш автомобиль пропустили на территорию клиники. Дед находился в отдельной палате. Когда мы вошли, он лежал под капельницей, с закрытыми глазами. Следом за нами, в палату вплыла симпатичная мед.сестричка и убрала её. Дед открыл глаза и, долго, внимательно рассматривал меня.
– У тебя, глаза твоей матери, Саша, – скрипучим голосом, с трудом, произнёс дед. – Но порода, в тебе, чувствуется наша – Прохоровская! – чуть бодрее произнёс он.
Я молчал, всматриваясь в чужое, но в то же время, родное лицо. Егор Константинович сильно изменился. Некогда чёрные, как смоль, волосы, теперь, в беспорядке, лежали на голове, серой массой. Глаза потускнели, не было уже в них того блеска, а читалась только боль. Лицо, землистого цвета, вытянулось и похудело. В нём, едва ли, можно было узнать того властного и деспотичного человека, облик которого отпечатался в моём мозгу. Сейчас, он напоминал угасающую свечу, которая, вот-вот, потухнет.
– Я рад, что ты приехал, – прохрипел дед. – Присядь…
Егор Константинович похлопал по краю кровати. Я выполнил просьбу.
– Так получилось, что кроме тебя и твоего отца, у меня нет никого. У Семёна и Татьяны, детей не было…
Дед замолчал, тяжело вздыхая.
– Они, с твоей матерью, удочерили девочку, дочь Таниной подруги, рано ушедшей из жизни…
Дед опять замолчал. Видно было, что ему с трудом даётся каждое слово.
– Что ты хочешь от меня? – начиная злиться, спросил я. «Не хватало мне ещё чужих детей!»
– Пригляди за девочкой, – тихо прохрипел Егор Константинович.
– Хочешь повесить на меня чужого ребёнка? – возмутился я.
Дед, натужно улыбнулся и сказал:
– Она не ребёнок… Ей восемнадцать уже…
– Тем более! Зачем мне за ней приглядывать? Взрослая, девочка!
Дед нахмурился. Снова тяжело вздохнув, продолжил:
– Пожалуйста… Не заставляй меня, упрашивать тебя… Выполни, последнюю волю умирающего…
Мне стало, даже, стыдно.
– Хорошо… – согласился я.
– В компанию, если есть желание, съезди. Хотя, Добряков справляется…
В палату вошёл врач.
– Как самочувствие, Егор Константинович?
– Хреново… – улыбнулся дед. – Внука дождался, теперь помирать можно…
– Не нравится мне ваш настрой! Нужно быть оптимистом и надеяться на лучшее! С завтрашнего дня, начнём готовить вас к операции!
Мужчина повернулся к нам и сказал:
– Пациенту нужен отдых! На сегодня, хватит! Завтра приходите!
Попрощавшись, мы вышли из палаты.
– Антон доставит Вас в особняк. Обслуга предупреждена о Вашем приезде, – устало взглянув на меня, сказал Генрих Янович.
– Нет! Я не готов ехать!