Федр. Платон
по всему месту. Или опять, – этот текущий из-под явора игривый источник столь холоден, что вода его даже и для ноги ощутительна. Судя по девическим изображениям и статуям можно полагать, что это место было посвящено каким-нибудь нимфам и Ахелою. Сверх того, если угодно, как приятен и усладителен здесь ветерок! его летний шелест вторит хору кузнечиков. Но всего роскошнее эта мурава; легкая покатость ее обещает склоненной голове удобное положение. Отличный проводник ты, любезный Федр!
Федр. А ты-то, чудак, представляешься чрезвычайно странным. Ты просто говоришь так, что походишь не на туземца, а на какого-нибудь иностранца, которому нужен проводник[25]. Как-таки из города не отправляться в окрестности и даже, кажется, вовсе не выходить за его стену!
Сокр. Извини, почтеннейший; я ведь любознателен: но поля и дерева не хотят ничему научить меня; а люди – в городе. Вот ты-то, кажется, нашел средство вывести меня за город; потому что ты, подобно тому, как ведут за собою голодную скотину, показывая ей зеленую ветвь, или какой-нибудь плод, показываешь мне речи в свитках и, по-видимому, намерен водить меня по всей Аттике, даже куда тебе угодно. Впрочем, пришедши теперь сюда, я думаю лечь; а ты, избрав положение, удобнейшее для чтения, начинай читать.
Федр. Так слушай.
«О моих делах ты знаешь[26]и, как я думаю, слышал, что они будут полезны нам, если это состоится. Надеюсь, что ты не отвергнешь моей просьбы – именнопотому, что я не влюблен в тебя. Влюбленные, когда страсть умолкает, раскаиваются в добрых своих делах; а у невлюбленных нет времени, в которое надлежало бы им раздумывать; – оттого что они всего лучше заботятся о домашнем, делают добро не по необходимости, а произвольно[27], сколько позволяют им силы. Притом влюбленные наблюдают, что худого вышло у них чрез любовь и что сделали они хорошего, и присоединяя к этому понесенные хлопоты, думают, что их любимцам давно уже воздана должная благодарность. Напротив, невлюбленные, по этому самому, не могут ни поставлять предлогом нерадение о домашних, ни считать понесенные хлопоты, ни искать в этом причин размолвки с ближними; так что, отклонив столько зол, им не остается ничего более, как усердно делать все, что признают они для себя приятнейшим. Притом, опять, если влюбленных надобно высоко ценить потому, что они, как говорят, слитком любят тех, в кого влюблены, и что, в угодность своим любимцам, готовы словом и делом ненавидеть всех прочих; то легко понять, что те же самые влюбленные, если слова их справедливы, каждого из будущих своих любимцев предпочтут настоящим, и даже, если тот захочет, причинят им зло. Да и как Можно подобное дело вверять человеку, впавшему в столь великое несчастие[28], что его никакой опытный человек не мог бы отвратить? ведь они и сами признаются, что более страдают, чем мыслят здраво, и, зная худое состояние своих мыслей, не имеют силы владеть собою. Как же могут здравомыслящие почитать хорошим то, чего желают такие больные? К тому ж, если бы ты захотел избрать самого лучшего из влюбленных, то избирал бы из немногих; а избирая из прочих, кто для тебя пригоднее, будешь избирать из многих.
Которому нужен проводник: эта мысль заключается в словеξεναγουμένῳ,которое означает иностранца, при обозрении чужой страны, имеющего нужду в проводнике. Ruhnk.ad Tim.p. 180. sq.
Так начинается речь, которую Платон выдает за сочинение Лизиаса. Но действительно ли она сочинена Лизиасом, или должна быть почитаема пародией, написанною самим Платоном? Так как, кроме тридцати-четырех политических речей этого афинского оратора, до нас не дошло никаких других его сочинений; то предложенный вопрос может быть приблизительно разрешен только на основании древних свидетельств. Свида говорит, что Лизиас написал семь писем: одно деловое(πραγματικήν), а прочие любовные(ἐρωτικάς), и пять из них к мальчикам. Имея в виду это свидетельство и вместе обращая внимание на начало и окончание изложенной у Платона речи, мы не без правдоподобия можем почитать ее одним из любовных писем Лизиаса. Эта догадка подтверждается и особенностями языка в приписываемом Лизиасу сочинении. В нем от начала до конца – все софистическое. Оратор говорит решительно, но без основания; выражается красиво, но без связи; щеголяет Фразою, а мысль, темна и неопределенна; часто употребляет частицыἔτιδὲиκαὶτιв начале периодов, между тем как в них нередко повторяются прежние мысли. Притом, у негопочтинепрерывный ὁμοιοτέλευσις,или подбор слов, ровное и однообразно падающих на конце фраз, чего у Платона нигде не находим. Впрочем, мы не будем настаивать на своем мнении, если скажут, что Платон, как отличный мимик, мог подделаться под тон и язык Лизиаса.
Не по необходимости, апроизвольно. Под необходимостью,ἀνάγκη,оратор разумеет слепое стремление любви делать добро любимому человеку. De Rep.V, р. 468D.
Подобное дело,τοιοῦτον πρᾶγμα,цветущий возраст детства. Человек, впавший в великое несчастие, – влюбленный, который, не смотря ни на какую опытность, не считает этого несчастья злом и не старается отвращать его.