Всё началось с грифона. Кияш Монсеф
спросила я. – Что все это значит?
Она сняла очки, сложила их и опустила на стол.
– Это, – произнесла незнакомка, – и есть работа.
– Почему я должна вам верить? – поинтересовалась я. – С чего мне вообще во все это верить?
– Потому что если ты мне доверишься, то, возможно, я смогу помочь тебе узнать, кто убил твоего отца.
Лицо ее, еще секунду назад игривое, теперь выражало полную серьезность.
– Я не знаю, кто его убил, – ответила она на вопрос, который, должно быть, читался на моем лице. – Но я хочу узнать и помочь. Мы все этого хотим.
– Что за «мы»?
Девушка положила руки на стол и подалась вперед.
– Твой отец упоминал когда-нибудь Итаку?
– Итаку?
– Тебе нелегко, я знаю. Понимаю, что у тебя накопилось много вопросов. Но сейчас так будет лучше. Когда вернешься, мы продолжим этот разговор.
– Кто сказал, что я полечу? Я не могу бросить клинику, и мне нужно ходить на уроки.
– Разумеется, – согласилась гостья.
Она поднялась, собираясь уходить. Движение выглядело бы эффектно, не мешай этому теснота комнаты. девушка кивнула на конверт и его содержимое, веером разложенное на столе передо мной.
– Пусть побудет у тебя – на случай, если передумаешь.
Затем она развернулась и вышла из кабинета.
Формально на мне и правда лежала ответственность за клинику. Впрочем, я была уверена, что через несколько месяцев мы обанкротимся. Взглянув на наши доходы и расходы, я не могла взять в толк, как мы вообще продержались столько лет. Даже Доминик, последние два года с неизменной уверенностью поддерживавший функционирование клиники, начинал напоминать мне старую приютскую собаку, потерявшую всякую надежду на то, что кто-нибудь заберет ее домой.
Что же до школы… Я не появлялась там с тех пор, как умер папа, и, честно говоря, не очень-то желала возвращаться. Не хотелось ловить на себе взгляды одноклассников и наблюдать за их попытками подобрать слова.
Как бы там ни было, я собрала содержимое со стола и сложила его обратно в конверт. Мыслить здраво было куда легче, когда перед глазами не маячили пачка денег и билет в первый класс самолета, готового унести меня подальше отсюда. Я встала и вернулась в вестибюль.
На стене висела фотография отца. Ее прицепила доктор Полсон после его смерти, не забыв перед этим спросить у меня согласия. Эту фотографию папа использовал везде – на веб-сайте и на всех брошюрах, которые бесплатно печатали нам медицинские компании. Я видела ее миллион раз. На снимке папа был в белом пиджаке и светло-голубой рубашке, его смуглое лицо было длинным и худым. На лице застыло серьезное выражение, как у людей с фотокарточек прошлого столетия, – словно это была первая фотография за всю его жизнь. Брови сведены вместе, губы сжаты, густые черные волосы убраны с лица, взгляд темных сверкающих глаз смягчен обрамлением длинных изящных ресниц. Джамшид Дастани – человек образованный, мудрый и сострадающий; тот, кому