Журнал «Рассказы». Шепот в ночи. Евгения Кинер
стал тише и вкрадчивее. – Сожалела ли о том, что сына выслеживала, что прилюдно порицала его?
– Ни капли не сожалела.
– Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших! – Подумав, Смерть добавила: – Я испепелю тебя здесь же, немедленно, если ты не заглянешь в глубины души своей!
Мама оттолкнула руку Смерти. Отошла назад:
– Знаете, этот цирк был даже весел. Абсурд меня смешил. Но вы должны идти! А мы с сыном как-нибудь сами разберемся. Без вашей помощи! Мне теперь отмываться неделю.
– Закрой рот! – В голосе Смерти взрывались ядерные грибы. Это был не голос нищенки. Он не прощал. Лишь повелевал. – Я накажу мир за зло и нечестивых за беззакония их, и положу конец высокоумию гордых, и уничижу надменность притеснителей! Ну-ка подошла к сыну!
– Женщина…
– Быстро!
Голос Смерти стал совсем тихим. Но скрытая внутри слов власть от этого звучала все громче – звоном колокольным оглушала.
Мама сделала пару шагов навстречу Дане. Смотрела в его глаза.
Даня понял, как они переговаривались с дедом одними взглядами.
– Смотри на сына. И смотри через свое отражение в его зрачках в душу свою. Сожалела ли о содеянном?
Даня видел, как пульсирует вертикальная жилка на лице мамы. Как слегка подрагивает кожа над губой. Как уголки глаз наполняются влагой.
– Прости! – сказала она и обняла его так крепко, что даже объятия деда не казались такими медвежьими.
– Прости и ты, – шептал Даня, пока мама покрывала поцелуями его щеки.
– Прелесть, – улыбнулась Смерть.
Они провожали ее вместе. Помогли собрать холщовый вещмешок. Положили заначку – еще одну бутылку водки из морозилки и пару пачек сигарет.
– Как вас на самом деле зовут? – спросил Даня на прощание.
– А разве это важно?
Даня покачал головой.
– Ну хорошо, ведьма так ведьма, – процитировала мама вместо деда, пожав смерти костлявую ее ладонь. – Очень славно и роскошно!
Она ушла, и вечер закончился прекрасно. Кушали торт, долго-долго обсуждали все, что не успели обсудить за годы разлуки, и, главное, много смеялись. Даня никогда не видел деда таким мягким, пушистым и добрым. Счастливым.
– Рукописи не горят? – спросил он у Дани, раскрыв под конец вечера его подарок.
– Не горят, де. Совсем.
Лев Егорович не спал всю ночь. Листал подаренную Даней книгу и улыбался потрясающим иллюстрациям. Некоторые – особенно любимые им реплики – читал вслух.
Мара пришла под утро. Облака за окном уже подсветились оранжевым, но солнце еще не выглянуло из-за крыш домов. Луна медленно бледнела.
– Ну что, Лева, пора?
Она присела на свое любимое место – на краешке кухонного стола.
– Может, еще денек? – Он спросил это просто так, на всякий случай.
– Мы слишком долго откладывали.
– Всего пару раз.
– Поводы серьезные. Ты ж меня впервые сам позвал, а? Тогда, пять лет назад. Это ж я тебя убедила, что нужно продолжить. Помнишь хоть?
– Как же не помнить.
– А