Беспризорница для бандита. Дима Льевич
Сел в машину и отъехал на соседнюю улицу, за перекресток. Остановился у обочины и нервно потер бороду.
Мелкая еще совсем жизни не знает, а уже умеет выдергивать нервы по одному пучку, методично и размеренно. Откуда в ней столько дерзости, в ее-то восемнадцать лет? Только вот это мне в ней почему-то и нравится. Бывшая была слишком покладистая, прям хоть к ране прикладывай: что ни скажу, все делала без лишних разговоров; старалась всячески угодить – никакого удовольствия от такого поведения женщины не получить, если хочешь видеть возле себя не загнанную мышь, а человека со стержнем, характером и собственным мнением на любой счет.
В Лиле это есть, чувствуется этот кремень. Она, конечно, осознает, что накосячила и теперь должна загладить свою вину. Согласилась остаться, даже не попыталась открыть дверь и убежать. Значит, имеет совесть и понимание, что за все содеянное придется заплатить. Как бы там ни обрисовалась вся эта ситуация в ее юной головушке, но она точно в полной мере осознает, что виновата. Только зачем-то дерзит и условия ставит, упирается! Хотя я не представляю, что бы вообще с ней делал, не будь она такой упрямой. Наверное, еще этим утром бы ее выпроводил и забыл, не успей она выйти за порог. Но засела в башке…
– Меня найдут, а вас посадят в тюрьму, – засмеявшись, повторил вслух вчерашние слова девочки и стал думать вслух: – Нет уж, малышка, ты моя. Попалась птичка в клетку, как говорится! И посмотрим, как ты теперь запоешь и как себя поведешь. Это уже становится слишком интересным, чтобы вот так останавливаться на половине пути.
Никакими делами заниматься в этот день не хотелось. Сперва я долго катался по городу, пытаясь занять чем-нибудь голову, а потом набрал одному товарищу и позвал его покатать шары. Несколько часов кряду мы болтали обо всем и ни о чем, раз за разом подзывая официантку, чтобы обновляла наши бокалы. Играли партию за партией. Но мелкая из головы так и не шла. Я все погладывал на часы и ждал, когда же этот день подойдет к концу, чтобы скорее поехать домой и продолжить смотреть это реалити-шоу, организованное в моей прихожей; точнее, нет, уже заимевшее свою личную комнату, пускай и временную. Пытался представить, чем она сейчас занимается: ломает мебель и бьет посуду, чтобы мне насолить? Приняла первый в своей жизни человеческий душ, со всеми благами, которых уж точно не видать ни в детдоме, ни уж те более у тех ее горе-дружков, раз уж они промышляют на жизнь мелкими кражами и взломом частных помещений. А может, она все же проявила свою настоящую натуру, повиновалась и выполнила все мои указания – вычистила дом до блеска и сейчас колотится у плиты, готовя мне вкусный ужин? Что же это будет, какая-нибудь каша с мясом? Или рагу овощное? А может, какая запеканка? Или она сожгла его дотла, и сейчас там вовсю орудуют пожарные, пытающиеся спасти остатки моего барахла?
– Слушай, дружище, – наконец не выдержал я весь тот рой мыслей, полностью переносящий меня отсюда домой, и обратился к товарищу по игре, когда был забит последний шар в лузу, – поеду я уже. Есть еще кое-какие дела.
– Как знаешь, – ответил он с улыбкой. – Рад был тебя видеть!
– Взаимно, братишка,