Эромахия. Демоны Игмора. Виктор Ночкин
богиня, надо полагать… Она почему-то не принимает участия в общем обряде, танцует в одиночестве. Странное изображение и странная подпись к нему.
– А что же здесь написано?
Удвин, запрокинув голову, допил вино, склонил голову по-птичьи набок и еще раз оглядел мозаику. Наконец изрек:
– «Эромахия».
– А что это значит?
– Не знаю. – Эрлайл со стуком поставил кубок на стол, повернулся и пошел прочь, бросив через плечо: – Надеюсь, твой отец уже проснулся. Мне тут кое-что пришло в голову. Хочу с ним обсудить.
Отфрид проводил странного родича взглядом и подумал: все-таки дядя ведет себя неправильно. Не пристало дворянину отвечать «не знаю», даже если в самом деле не знает. Всегда можно что-нибудь соврать, чтоб казаться умней, чем ты есть на самом деле.
«Кое-что», пришедшее в голову Эрлайлу, оказалось письмом графу Осперу. Вернее, теми изысканно-издевательскими выражениями, каковые, по мнению тщедушного рыцаря, в послание следовало включить, дабы его светлость почел за благо устроить над провинившимися дворянами показательную расправу – такую, что удовлетворит короля. О стычке донесут монарху, можно не сомневаться, слишком уж значительными оказались последствия. Посему граф должен предпочесть, чтобы новость явилась к его величеству не от барона Игмора и не в виде жалобы. Если все сложится гладко, Оспер сможет заявить: да, дескать, вышел курьезный случай, несколько мелкопоместных сеньорчиков, не удовлетворенных графским правосудием (а уж он-то, Оспер, принял сторону королевского вассала, благородного Игмора!), подстерегли барона и напали на него, будто разбойники с большой дороги. Ну, в итоге сами же и пострадали… Malum consilium consultori pessimum est.[12] И разумеется – разумеется! – граф Оспер строго наказал провинившихся вассалов. Сам.
Едва Эрлайл попытался изложить все эти соображения кузену, тот махнул рукой:
– После, родич, после! Идем к столу! Я обещал пир в твою честь!
Удвин криво ухмыльнулся:
– Меня вполне удовлетворил вчерашний вечер.
– Э, нет! – Фэдмар был настроен серьезно. – Вчера мы пили в мою честь! За победу над Лоренетом пили. Идем к столу! Ede, bibe, lude![13] – Затем обернулся к Отфриду: – А ты постарайся не засыпать раньше времени, сынок.
Конечно, за стол сели не сразу – слугам требовалось время, чтобы подготовить новые угощения и поднять из подземелья бочонки. Винный погреб находился в старой, заброшенной части замка. Туда без веской причины старались не заглядывать, опасаясь призраков невинно убиенных – а таковых за долгую историю Игмора накопилось порядочно. Еще более серьезной угрозой были прогнившие балки, грозящие обвалом… Этого добра в подземелье тоже имелось в избытке.
О письме Осперу барон вспомнил только посреди пира, когда уже порядком набрался. Не слушая уговоров подождать до завтра, потребовал писаря и принялся диктовать:
– «Его продажной светлости, собачьему графу Осперу, засранцу и трусу! Я, Фэдмар, барон
Дурной умысел оборачивается против замыслившего зло (
Ешь, пей, веселись! (