Серебро. Эдуард Диа Диникин
тем, что услышал шутку Велимира.
– Что это? – спросил он, увидев на листке бумаги несколько цифр, которые успел хорошо разглядеть.
Там было написано: 52˚38'57''N, 59˚34'17''Е''.
– Ничего интересного, – к величайшему изумлению Бурлюка, ответил Хлебников, никогда не имевший от друга тайн, и быстро спрятал листок в карман.
Вернулся Шорох.
– Тиняков сказал, что вы большой ценитель синематографа? – спросил его Бурлюк.
– Я большой ценитель его будущего.
– То есть, вы не считаете синема балаганом, как некоторые?
– Когда-то театр был балаганом, но вскоре стал «Глобусом»[21].
– Дело не в этом, – махнул рукой захмелевший Бурлюк. – А впрочем… вы правы. Это сейчас моё желание поспорить сказало за меня. Я сам, признаться, нет-нет да посмотрю какую-нибудь фильму. Есть у меня приятель, художник, это его рисунок домино висит здесь в углу, так он, посмотрев как-то «Понизовую вольницу», это про Стеньку Разина, – его глаза загорелись, – одна фильма стоит тысячи книг по силе воздействия, – и, не дожидаясь ответной реакции, Бурлюк с интересом спросил Шороха:
– А вы действительно поэт?
– Возможно, – ответил Шорох.
– Прочитайте что-нибудь своё. Лучше из последнего.
– Что ж, извольте, – усмехнулся тот. – Вот вам из последнего. Последней не бывает.
И Шорох начал, медленно и будто подыскивая слова:
Я надену костюм домино,
И пойду я один в синема,
Этот мир был проявлен давно,
По сценарию Аримана.
Персиянку бросая в волну,
Стенька Разин, пример атаманам,
Зачинает тем фильму одну,
Для тапёра фортепианного.
Тот стучит по дощечкам, что в ряд
Установлены в должном порядке.
Бело-чёрный выстроив лад,
В этой видимой сущности шаткой.
В синема я сниму домино,
Проявлюсь я загадочным принцем.
Пусть закончится это кино,
Но останется в вечности принцип.
Бурлюк заворожённо поставил свою рюмку обратно на стол.
– Так вы импровизатор? – спросил он.
– Во многом – да.
– Мне ваши стихи очень понравились, – сказал молчавший долгое время Хлебников. – Как вы здорово обыграли принцип домино! Я часто думаю о мироздании. А также о том, как в нём использован принцип домино. И как точно то, что этот принцип часто задействован кем-то могущественным, в капюшоне. Сорвать капюшон с его головы. Сорвать и увидеть – кто он!
– Некоторые из современных поэтов считают, – начал Шорох, – что писатель только выгибает искусную вазу, а влито в неё вино или помои – безразлично. Идей, сюжетов – нет. Каждый безымянный факт можно опутать изумительной словесной сетью. Так что важно ли, кто там под капюшоном, Робин Гуд или Великий Инквизитор?
– Вы считаете? – не то изумился, не то просто не понял Хлебников.
– Я просто спрашиваю. Важно ли то, что в вазе?
– Пить-то
Имеется в виду театр «Глобус», построенный в Лондоне в 1599 году, а затем отстроенный после пожара 1613 года.