Реки жизни. Борис Григорьев
так называемые понёвы, большими колоколами обнимавшие их могучие станы. Понёвы были все без исключения чёрными, в них по кругу были продеты цветные – красные, зелёные и синие – нитки, и надевались они, если не ошибаюсь, на нижние юбки-колокола. В этом наряде было что-то испанское – это сходство особенно усугублялось, когда женщины украшали свою одежду кружевами, а на шею вешали бусы или монисты. На головы бабы повязывали белые платки, а поскольку и кофточки на них были в цвет понёв, то есть чёрные, то выглядели они довольно средневеково и, я бы сказал, как-то не по-русски.
Мужики же поройские были как мужики, они одевались традиционно по-крестьянски и на испанцев нисколечко не походили.
Из поройского периода жизни в моей памяти чётко запечатлелись два эпизода.
Дед Иван, бабушка Ксюша и тетя Оля (1953г.)
Эпизод первый: я гуляю с тётей Полей по огромному лугу, на который мы вышли с огорода. За лугом виднеются дома, один из которых, как я теперь знаю, принадлежал Жихаревым Марии Ермолаевне и Петру Николаевичу9, на три года предоставившим моей матери, тогда молодой учительнице, крышу над головой. Тётя Поля, слегка похожая на популярную негритянскую певицу, в чёрной понёве и кофточке, с белым платочком на голове, подвязанным под подбородком, крепко держит меня за руку и не даёт пробежаться по белой холстовой дорожке. Потом она уводит меня в сторону от холстов, и мы начинаем собирать грибы – луговые опята. Помнится, грибы эти в жареном виде мне давали пробовать, и они пришлись мне по вкусу. Страсть к грибной охоте, возможно, возникла тогда, на этом лугу, за что я навсегда благодарен тёте Поле.
Второй эпизод по ощущениям менее приятный: я нахожусь в какой-то странной комнате, в которой посередине находится большой чан с водой. Вокруг чана ходит поп с метёлкой в руке, он окунает метёлку в воду и брызгает ею на окружающих. Я чувствую себя, как баран перед жертвенником, ору изо всех сил и хочу убежать, но меня крепко держит за руку то ли баба Ксеня, то ли тётя Поля с тётей Настей, то ли все трое одновременно. Потом меня раздевают, вопреки моим желаниям окунают в холодную воду и заворачивают в полотенце. В рот поп суёт ложку с какой-то сладкой жидкостью, которая попадает не в то горло, и я давлюсь и кашляю.
Так с молчаливого согласия матери, но в её отсутствие, меня крестили в Поройской церкви. Обряд моего символического приобщения к православию хорошо запомнился благодаря своей необычности и определённой таинственности. Понятное дело – я уже находился тогда в возрасте трёх или более лет. Но вот как удалось запомнить своё крещение нашему литературному классику Льву Толстому, непонятно: он утверждал, что отлично запомнил эту процедуру, хотя при крещении отроду ему было всего три дня!
Прадеда по отцу звали Сергеем, а прабабку – Матрёной. У них было шесть сыновей и одна дочь: Иван, Василий (умер в 1956 году), Андрей, Ефрем
По некоторым данным, супруги Жихаревы уехали в Ивановскую область к сыну Василию и его ивановской жене, где их следы для нас затерялись.