Под теми же звездами. Андрей Ренников
bien celui, qui rira le dernier»[49].
Лежа на диване, Кедрович позевывал и лениво перелистывал страницы своей настольной книги. Он заметил на одной из этих страниц интересное выражение: «аvе, Caesar, morituri te salutant»[50], выражение, с которым, несмотря на всю свою газетную начитанность, никогда не встречался. Он хотел было привстать, чтобы достать со стола карандаш и подчеркнуть интересное выражение, как вдруг в передней раздался звонок. Вслед затем у парадного входа послышался незнакомый женский голос, и в дверь кабинета постучали.
– Войдите, – проговорил с удивлением в голосе Кедрович, встав с дивана и обдергивая сзади пиджак; в такое время посторонние посетители обыкновенно его не тревожили.
В кабинет вошла пожилая дама, вся в черном, с заплаканными глазами. Она молча села в предложенное кресло и спросила:
– Вы господин Кедрович?
– Да, я, – отвечал тот, невольно обращая внимание на крупные бриллиантовые серьги, сверкавшие в ушах дамы при свете кабинетной лампы.
– Ага. Я читаю ваши статьи в «Набате».
– О-ох! – вздохнула она, доставая платок и сморкаясь, – я к вам по печальному делу: у меня умер муж.
Кедрович сочувственно наклонил голову и затем вкрадчиво спросил:
– Позвольте узнать вашу фамилию?
– Я – Троадис; вы наверно слышали фамилию мужа, у нас здесь несколько домов и пекарни, которые доставляют половину хлеба во всем городе.
Кедрович привстал, сделавшись еще любезнее и учтивее.
– Как же, как же, фамилия Троадис известна мне, – проговорил он, – так ваш супруг скончался? Очень жаль, очень жаль! Да, все мы умрем, madame, нужно этим утешаться: ave, Caesar, morituri te… morituri marutant… – проговорил он, заикаясь, перепутав прочитанное несколько минут назад латинское выражение. – Это прекрасная фраза, madame, которую произносили римские гладиаторы, выступая на бой. Ваш муж также ушел с поля жизненной битвы гладиатором!
– Да, торговля у нас шла хорошо, это правда, – согласилась печально вдова, с уважением поглядывая на фельетониста, – и я не постесняюсь, господин Кедрович, заплатить за напечатание сколько нужно, даже больше таксы, если вы хорошо напишете про него. Главное – чтобы все видели, какой чудный он был человек.
В голове Кедровича мысли быстро побежали одни за другими. Михаил Львович что-то соображал, и глаза его слегка заблестели.
– Вы хотите, чтобы я написал? – спросил он наконец, не изменяя прежнего спокойного тона. – Вы хотите именно в фельетоне, в середине текста? – спросил он, делая ударение на выражении «в середине текста».
– Да, да… – слегка оживившись подтвердила вдова, – там, в фельетоне, где вы обыкновенно пишете. Мой муж был удивительный человек! Скольким он помогал! Но, конечно, у всякого есть враги, и как раз против мужа был настроен сотрудник «Свежих Известий» господин Шурик, вы его знаете? Нет? И мне говорят, что он собирается написать что-то скверное про мужа. Так вы уже, ради Бога, помогите! Я не знаю, как у вас платится по таксе, когда пишут, но я заплачу, сейчас же заплачу сколько нужно.
Она
Хорошо смеется тот, кто смеется последним (
Здравствуй, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! (