Под теми же звездами. Андрей Ренников
Анна Львовна. Слышно было, как эта пожилая дама, навсегда оставшаяся в девах, топала ногами и восклицала:
– Я тебе раз навсегда запретила, дрянь ты этакая, брать с меня пример. Что это за прическа? Я тебя спрашиваю?
В ответ послышались причитания горничной и какой-то бессвязный лепет.
– Клея д’Эмеро? – продолжала между тем кричать, передразнивая горничную, Анна Львовна, – вот так и есть! Ведь ты видишь, что прическу à ля Клео д’Эмеро ношу я? Как ты смеешь с меня обезьянничать? Это, наконец, возмутительно! Я куплю себе сиреневые ботинки – и она покупает, я куплю гребешки с розовыми камнями – и она с розовыми. Что же это в самом деле? Ты хочешь, чтобы я задержала твои деньги, что ли? Дрянная девчонка!
– Не имеете полного права задерживать, – отвечала горничная, – я служу…
– Молчать! Негодяйка.
– Я не ругаюсь, значит не негодяйка.
– А? Что такое? Дерзости? Вон отсюда! Вон сейчас же… Подлая!
Кедрович вскочил с места и весь красный от злости бросился к двери, ведущей в столовую. Сестра была уже одна, и он дал волю своему гневу.
– Это что еще? – закричал он. – Опять сцепилась с горничной? Гадость ты! Старая дева! Тут у меня проклятые реформы на завтра, черт их подери, а они еще орут. Это невозможно, наконец!
– Кто это «они», позвольте вас спросить? – поджала губу Анна Львовна, презрительно глядя на брата, ты меня уже равняешь с горничной, кажется?
– Наплевать мне на тебя и на горничную. Я прошу дать мне возможность спокойно писать. Я не могу выносит шума!
Кедрович хлопнул дверью и возвратился в кабинет. Сев в кресло и поглядев на часы, он увидел, что скоро уже семь часов, а к семи часам он обещал Веснушкину прислать статью для набора. Кедрович с досадой плюнул на пол, раздраженно придвинул к столу кресло и продолжал прерванную работу.
«…невольно сердце сжимается от радости, когда вспоминаешь те редкие минуты просвета общественной жизни, которыми мы так не избалованы»… писал он. – «Да, мы счастливы в такие минуты, и в такие минуты наши мелкие личные дела кажутся нам поразительно ничтожными, удивительно безразличными в сравнении с великим общественным делом, благодаря которому правда и свет, давно столь желанные, перешли из нашей мечты в действительность и наконец засияли в нашем несовершенном судопроизводстве!»
Он яростно обмакивал перо в чернильницу и продолжал писать. Ему уже легче было составлять вторую половину статьи, где пришлось намекать на искажение просветительной реформы позднейшими распоряжениями и наслоениями, которые легли и на судебные установления. Но к семи часам все-таки не удалось окончить статьи; сначала стала коптеть лампа, и для чистки фитиля пришлось накричать на горничную и ждать, пока она вернется с вычищенным фитилем, затем наверху, на четвертом этаже кто-то начал одним пальцем играть матчиш, часто не попадая на требуемую клавишу, а иногда задевая и две клавиши рядом. Словом, статья была окончена