Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу…. Людмила Вебер
камерам, что достаточно сложно, так как нельзя было смешивать различные контингенты заключенных. Рецидивистов и тех, кто арестован в первый раз. Тех, кто идет по тяжкому преступлению – убийство или разбой, и тех, кто по легкому – кража или мошенничество. Нельзя сажать в одну камеру соучастников преступления – так называемых «подельников». А еще отдельной строкой шла категория лиц, которых необходимо было запрятать в особо изолированное место – по прямому распоряжению следственных органов. И оказывается, я была причислена к последним. Поэтому Решкин распределил меня на «специальный блок» изолятора. Так называемый спецблок или попросту – спецы.
Но на тот момент я этого еще не знала, да и если б знала – что бы это изменило? Мне уже были неподвластны не только моя судьба, но и даже мое тело с его передвижениями. Нужно было идти – куда ведут, стоять там – где поставят, сидеть там – где посадят, спать там – где положат. Ты становился послушной марионеткой в руках другого человека, в буквальном смысле этого слова. Такой вот нюанс: за все время пребывания под арестом, а это два года семь месяцев, я не открыла своими руками ни одной двери! Их открывали передо мной «специально обученные люди». А я всякий раз должна была стоять перед дверью и просто ждать. И даже после освобождения эта привычка оставалась со мной на какое-то время – стоять перед дверью и ждать, что ее кто-то откроет…
Когда меня отвели обратно в карантинную камеру, у нас уже была новая соседка, и все мое внимание на какое-то время переключилось на нее. Это была совсем молоденькая девчонка – на вид лет пятнадцать, не больше. С длинными светлыми волосами и большими голубыми глазами. На вид настоящая Мальвина из сказки. Очень хрупкая и хорошенькая.
И я с удивлением слышу, что эта Мальвина находится на пятом месяце беременности. Хотя да, она в объемной кофте, поэтому живот не заметен.
Девушка рассказывает, что ее взяли за вымогательство. Она и ее парень расставляли сети для любителей маленьких девочек – богатеньких педофилов, а потом шантажировали их, вымогая довольно-таки крупные суммы.
– На самом деле мне 19 лет… – застенчиво улыбается Мальвина.
– Но погоди, ты же беременная была?
– Ну и что, живот пока не видно было. Я ела мало, старалась не поправляться…
– А кто отец ребенка?
– Мой парень, конечно же. Мы любим друг друга! Хотели заработать, чтобы уехать на Сейшелы…
– А где он сейчас?
– Я не знаю… – Мальвина хмурится. – Я не знаю, где он, и не знаю, что мне делать… Когда Макс все это придумывал, говорил, что мне ничего не будет, меня не посадят… А следак сказал – получишь от семи до пятнадцати!..
Мальвина начинает судорожно всхлипывать, Анфиса гладит ее по голове:
– Ну, ну, ладно… Тебе нельзя волноваться! Ты ж беременная – может, и не посадят. Или дадут совсем немного…
А после ужина в корму заглянула дежурка и крикнула: «Вебер! С вещами! Давай собирай там все: матрац, белье, посуду… И живее давай!» «Ну все, – думаю, – меня будут поднимать!» В коридоре топчутся несколько карантинных женщин,