Нигиль. Саша Карин
выучить ее наизусть.
Монументальные кованые ворота охраняли четыре стража – по двое у каждой створы. Едва приметив Нолля, все четверо уставились на него.
– Стоять! – крикнул тот, что стоял к Ноллю ближе всего. – Ходу нет!
Иной придирчиво оглядел острые пики, венчавшие высокую ограду, и подошел еще на шаг, чтобы посмотреть за решетку.
– Сказано вам: идите своей дорогой! – прикрикнул второй – еще громче, чем первый. – Приказом Совета приказано никого не пускать!
– Без особого разрешения вам не пройти! – взвизгнул вдруг третий страж, самый маленький, – ему, должно быть, тоже захотелось как-нибудь выделиться перед остальными.
– Я только приехал, – ответил Нолль как мог простодушно. – У меня дела в Нижнем городе. Где же мне взять разрешение?
– Пишите в Совет! – заверещал третий. – Или в Церковь! Идите!
Лишь последний, четвертый, страж молчал. Он следил не только за Ноллем, но и за тремя сослуживцами.
Перед тем как уйти, Иной все же успел взглянуть сквозь решетку. Он увидел кривой переулок с заброшенными, полусгнившими домами. Их крыши спускались вниз стремительными уступами, и вскоре ни одной нельзя было разглядеть – значит, дальше дома стояли ниже уровня мостовой.
Мысленно сверившись с картой города, Нолль догадался, что за воротами начиналась Крысиная улица – подобие шлюза перед действительным входом в Нижний город. Она представляла собой несколько сот крутых ступеней. Они зигзагом сбегали в туманную низину у основания холма под Средним городом. Только тут, на юго-востоке, склон был хоть немного пологим; на юго-западной стороне дома, смыкаясь стеной, стояли уже на обрыве, возвышаясь над Нижним городом.
«Значит, нужно искать иной способ», – сказал себе Нолль; он уже шел по проулкам на запад. Теперь, удостоверившись, что ворота закрыты, он мог свободно думать в другом направлении.
На улицах тем временем стали появляться сонные люди. В маленьких лавочках в переулках уже расставлялись лотки. Ставни кое-где были открыты, и в окнах мелькали чьи-то бледные руки: на веревках, протянутых между домами, вывешивалось белье. Когда Нолль проходил по особенно узкому переулку, на него чуть не вылили ведро помоев. Он отступил и посмотрел вверх – туда, где в окне показалось лицо удивленного юноши.
– Ой! – воскликнул тот и поспешил закрыть ставни. Где-то внутри раздался резкий девичий смех.
Наконец Нолль увидел вдали Монолит. Черной громадой он вдруг выступил из туманной мглы над скатами крыш. Он был похож на обломок скалы, облитой, словно глазурью, черной, поглощающей всякий свет сталью. Монолит еще был вдалеке – согласно карте, он стоял чуть за городом, – но его исполинская тень и оттуда тянулась к черепичным крышам домов.
Вся западная граница города тонула в этой вечной сырой тени. У сточных канав у домов зрели поганки, а на стенах росли, расползаясь наростами, огромные трутовики. Кое-где грибы разрастались так буйно, что даже смыкались над переулками, образуя подобия арок. Когда глаза