Дом на городской окраине. Карел Полачек
известно, ты это знаешь… Меня, сударь, не проведешь! Костюм ты получил, вот что. Покажи!
– Какой костюм? – попытался было увильнуть печник.
– Да не бойся ты, дурень, – уговаривал его полицейский, не отберу я у тебя этот костюм! Больно мне нужно старое тряпье…
Сухопарый внял уговорам и нерешительно протянул полицейскому подаренную одежку.
Полицейский ловко расправил пиджак, осмотрел подкладку, прощупал карманы и произнес безразличным тоном: – Ну, сказать по правде, ничего особенного. Не больно-то в нем пофорсишь… Деясятку я тебе за него дам, сейчас у меня как раз такое настроение, что готов сорить деньгами…
– Ну уж нет, – сказал печник, любовно поглаживая сукно. – Костюмчик – первй сорт, и я рад, что у меня есть такой.
– Ну и балда же ты, – укоризненно произнес полицейский. – Воображаешь, будто у тебя Бог весть что, а я-то вижу, что оно сплошь в дырьях. Штаны ветром подбиты. Мальчишку отдам в ученье, вот и закажу перешить на него, пусть донашивает за прилавком. Десятку, говорю, дам. Бери, пока дают…
– А что мне десятка? – возражал зять, – гляну на нее и тю, тю, а костюм поношу, потому как сукно добротное…
– Ну на кой он тебе, – ласково уговаривал полицейский, ты и надеть-то его не сможешь. Ты вон какой дылда, а Сыровой – что женатый воробей.
Печник задумался и приложил брючины к своим ногам. Штанины и впрямь доходили ему лишь до щиколоток.
Тем не менее он всей душой прикипел к подаренному костюму и решил не расставаться с ним.
– Не продам, – твердо заявил он.
Полицейский завращал глазами: – Не продашь? – прошипел он. – Ну хорошо же! Но запомни, я тебе этого не забуду! Ты еще пожалеешь, скупердяй костлявый!
Печник прижал штаны к груди и стал кричать, дрожа перед разъяренным полицейским, как кролик перед удавом. – Не продам. Не продам!..
– Да я вообще могу отобрать у тебя этот костюм, – орал полицейский, – потому как ты без моего ведома взял его у моего жильца… Жильцы не имеют права раздавать свои вещи без разрешения хозяина. Есть такая инструкция… Нечего сказать, красиво же ты поступаешь, сговариваешься с жильцами за спиной собственного зятя. Ладно, ладно… Но чтобы твоей ноги не было в моем доме. А увижу – спущу на тебя собаку, дрянь ты эдакая!
И полицейский хлопнул дверью.
Побагровевший, как медный таз, он трусил к своему дому, шипя: – Не позволю! Запрещаю! Не потерплю!..
Глава двадцатая
На следующий день был праздник. После обеда пани Сырова осталась дома, чиновник же решил навестить дядюшку Криштофа.
– Поскольку я давно у него не был, – сказал он, – а забывать родственников негоже.
– Сходи, – согласилась жена, – а я пока починю белье. – И она села за швейную машинку.
Дядюшка Криштоф жил в одном из старых пражских домов в районе Нове Мнесто. Это было серое здание, тихое и тяжеловесное. Узкий тротуар под сенью аркады. Под аркадой с незапамятных времен сидит слепец с бледным застывшим лицом. Ноги у него скрещены как у фараона, а в протянутой руке – спичечный