Дом на городской окраине. Карел Полачек
полицейский осекся, вспомнив о судебных тяжбах и о своем служебном положении. И лишь пробормотал, мол, на каждый роток не накинешь платок, но он-де не охотник до сплетен. – Я в чужие дела не вмешиваюсь, – произнес он.
– Надеюсь, что так, – отозвался портной и ушел с чувством победителя.
Толпа любопытных разбрелась, разочарованная. Лавочник, заприметив среди развесивших уши женщин свою жену, крикнул ей: – Майдалена, домой! У тебя молоко уходит!
А когда жена вошла в лавку, сердито сказал:
– Зачем тебе там понадобилось слушать, белобока ты эдакая?! Разве не говорил я тебе, чтобы ты ни во что не вмешивалась?!
– Да разве я вмешиваюсь? – защищалась супруга. – Я и не думала слушать! Мне и дела-то ни до чего нет, знать не знаю, где там что происходит.
– Если где-то сыр-бор, тебе там не место. Наша хата с краю. Мы люди торговые. Портной покупает у нас. Что как дойдет до суда, тебя – в свидетели. Отваживать клиентов я не намерен. Если каша заварится, скажешь, что ты глуха, как полено, и ничегошеньки не знаешь. Поняла?
После того, как портной ушел, полицейский ощутил смутное недовольство результатом поединка. Он обеспокоился: не сложилось ли у соглядатаев впечатления, будто верх одержал портной, что могло бы повредить его, полицейского, репутации во всей округе.
Снедаемый опасениями, он постучался к пани Сыровой и спросил, не слыхала ли она, как портной назвал его «негодяем».
– Он посмел меня обругать, – сказал полицейский, – и вы наверняка это слышали. Больно много он себе позволяет. За оскорбление полицейского полагается тюрьма.
– Я ничего не слышала, – сказала пани Сырова, – потому что обваливала в сухарях отбивные… Слышала какой-то шум, но из-за чего – это мне неизвестно.
– Однако, – упрямо настаивал хозяин, – вы должны были слышать, как он произнес «негодяй». Ведь он так орал, что небось вся округа слыхала.
– Не знаю, – сказала пани Сырова, – не думаю, чтобы он осмелился вас ругать. Он прекрасно понимает, к чему это приведет, и не станет вредить самому себе. Я слыхала только, что речь шла о курице. Больше я ничего не знаю и ничего сказать не могу.
– Но даже если вы не слыхали, как он выражается, – продолжал напирать полицейский, – вы не можете не согласиться: такой человек способен на любые выражения. Ведь он отпетый мерзавец, ему на все наплевать. Но со мной шутки плохи, уж я позабочусь о том, чтобы его сгноили за решеткой. Мое слово там, наверху, значит много. И никакие виллы с балконами ему не помогут… Но все ж таки странно, что вы не слыхали, как он обругал меня негодяем, меня это крайне огорчает.
– Что знаю, то знаю, а чего не знаю, того не знаю, – отозвалась жиличка.
– Ну что ж, ничего не попишешь, – произнес полицейский, саркастически усмехаясь. – По крайней мере все ясно… А я-то думал, вы заодно с хозяином. Теперь по крайней мере знаю, что и как…
Когда чиновник пришел домой и сел обедать, жена принялась рассказывать ему о ссоре между хозяином и соседом. Чиновник