Слово из трёх букв. Олег Игоревич Голиков
бованию путешественника незаметно сбрасывал в пустоту немногочисленные неприятные моменты.
Он был везунчиком во всех смыслах. Придумав себе довольно любопытную легенду, к которой мы ещё вернёмся, в различных жизненных играх наш герой придерживался, как он сам выражался «умеренно тёмной стороны». Симпатичная в меру модная парадигма означала неуклонное следование своим эгоистическим наклонностям, невзирая на чувства, желания и вкусы окружающих. Но, будучи натурой романтической с чётко выписанными творческими задатками и врожденной тягой к словесной эстетике, он умел облачать свои мелкие пороки в таинственные жреческие одеяния мистических расцветок.
Личная философская доктрина базировалась на ницешанско-раблезианских канонах, топорно подправленных искренней верой в собственную избранность. Однако, пребывая на хрупких мерцающих вершинах полного удовлетворения, он всегда чувствовал пугающую призрачность своего везения. И боялся себе признаться в том, что реакция беспощадно-дуалистичной вселенной будет не только неожиданной, но и до предела болезненной. Так как ускоряющееся время в расчёт можно было не брать, открытым оставался только вопрос силы и направления грядущего удара.
Часть 1. Сны Ясона
Кто понял жизнь, тот не торопится. Избегай суеты.
Предпочитай одиночество и тишину.
Собирай по крупицам красоту мира.
Просыпаясь утром, любуйся и гордись собранной красотой.
Я всегда ценил слова выше, чем дела. Каким-то внутренним чутьём с самого детства понимал, что пословица «Ради красного словца не пожалеют и отца» – это не просто красивая фигура речи. Такой оборот является повсеместным правилом успеха, испокон века работающим на краснобаев. И каким бы ни было наше мироздание – изящным иллюзорным творением, заигрывающим с квантовой механикой, или суровым детищем твердолобых физических законов, грамотно построенные слова всегда опережали или направляли значимые поступки и события. Поэтому хитроумный Одиссей в любых вариациях проживёт дольше воинственного Ахиллеса. В самом начале было Слово – этим всё сказано.
А ещё меня всегда манила неопределённость. Скучный детерминизм диалектического бытия обошёл стороной моё восприятие мира. Уже в начальных классах я стремился угадать, по какой из расходящихся тропок поскачет шумный шабаш очередной школьной перемены. После прочтения определённого количества разных книжек пришло понимание того, что правильно подобранные слова способны помочь в угадывании очередного направления ловко ускользающего бытия. Чуть позже родилась уверенность – грамотно построенные в убедительные высказывания слова не только являются ориентирами грядущего сдвига мироздания, но и становятся энергией этого движения. Грубоватое материальное варево в этом случае причудливо переплеталось с эстетическими вербальными построениями. И от этого факта на душе становилось как-то легче. Потому что колючки собственноручно творимого мира начали вонзаться в мои ментальные внутренности с самого раннего возраста.
Возможно, врождённая тяга к звуковой гармонии обусловила мою привязанность, а позже искреннее, почти фанатичное поклонение красивым фразам. Я постоянно пробовал облачить каждую интересную мысль в узорчатую царственную тогу удачно построенного предложения. При этом многократно, до полного совершенства кроил словесный костюм по строгим классическим лекалам. Многословность и вычурность уже тогда казались мне признаком дурного вкуса. И хотя я был весьма словоохотливым и общительным подростком, всё, что доверялось бумаге, носило чётко выверенный ёмкий характер.
Но, повторюсь – эстетическая составляющая словесного отражения каждой любопытной мысленной вспышки, являлась непререкаемым каноном. И прошло не так много времени, как я научился манипулировать непокорной разбегающейся действительностью с помощью проработанных в мелочах словесных наборов. Чуть позже отточенное ораторское искусство, подарившее мне лидерство во многих социальных группах, стало приносить свои плоды и в виде письменных экзорцизмов. Яркие всполохи регулярных словесных триумфов помогали не замечать бытовую унылость жизненных полустанков.
Понемногу осознавая своё предназначение уникального производителя точных слов, я проникался невольной боязнью и уважением к таким местечковым истинам как «Молчание – золото», «Молчание – щит от многих бед, «В молчании – вся мудрость мира». Так боятся и уважают сильных и отважных противников, закованных в сверкающие безупречные латы. Особенно когда бессловесные враги тихо построились на заре в стройные каре перед твоим расхлябанным болтливым войском. Такое уничижительное сравнение объяснялось просто – в то время я был невысокого мнения о своих словосозидательных способностях. Но это скоро прошло.
Понимая, что мысли невозможно нарядить в приятно читаемые или со вкусом произносимые слова без автоматической грамотности, я с шести лет постоянно и много читал. Сначала через мои детские мозги, отравленные недетскими амбициями, плавно протекла практически вся русская классика. Элегантное