Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1. Игал Халфин
рабочего партийного архива ЦК. В том, что порядок событий, диктуемый состоянием дел в архиве и их датировкой, был именно таким, есть резон усомниться – некоторые выписки могли быть передатированы со специальными целями.)
В отличие от Зиновьева Беленький избрал прямо противоположную тактику. Сразу после заседания 13 июля, 14 июля 1926 года, он направил «В секретариат ЦК ВКП тов. Товстухе» (являвшемуся тогда в том числе секретарем И. В. Сталина. – И. Х.) заявление пленуму ЦК и ЦКК, сопроводив его запиской: «Прошу прилагаемый при сем материал размножить и разослать всем членам ЦК и ЦКК. С товарищеским приветом т. Беленький 14 июля». Секретный отдел ЦК зарегистрировал документ 16 июля 1926 года в 14:30, в текущее делопроизводство он попал только 28 июля, после того как Сталин наложил на сопроводительную записку рукописную резолюцию: «К делу Лашевича и др. Ст. 23/VII», – то есть Сталин присоединил довольно объемное заявление Беленького к документам по делу Лашевича только в день завершения пленума ЦК и ЦКК, 23 июля 1926 года184. Разумеется, оно не было «размножено» и передано всем членам ЦК и ЦКК, как того просил Беленький, – нет сомнений, что его читал сам генсек, но никаких пометок о том, что с объяснительной знакомили хотя бы членов Политбюро, в документах нет. Впрочем, в деле хранится оригинал текста Беленького с его текущими правками (перепечатывать их в чистовик он не стал) и рукописными пометками других лиц, о которых скажем ниже.
Документ Беленького примечателен многим. Он написан скорее в атакующем тоне, в нем нет места покаянию или маневрированию. Цель документа – с одной стороны, объяснить ЦК и ЦКК представление самого Беленького о своем статусе в партии в текущий момент и сообщить партии предысторию своего участия в «лесной фракции», с другой – дать предложения, «каким путем уничтожить фракционные настроения, являющиеся отражением нынешнего партрежима».
Беленький начинает с описания своего участия на Президиуме ЦКК – вероятно, это то самое заседание 8 июня. «На следствии и на Президиуме ЦКК тт. Ярославский и Янсон многократно упрекали меня в том, что я попал в так называемую „лесную фракцию“ по мотивам личного характера и что, исходя из личных интересов, я повлек за собой в пропасть „невинных“ рабочих. Меня называли „врагом партии“, „формальным“ членом партии, произносили надо мной надгробные речи, похоронили меня на веки вечные. – Ты умер политически и навряд ли ты когда-либо воскреснешь, – были последние слова моего могильщика – тов. Янсона. – Когда ты был на Пресне, там царил жестокий режим зажима и угнетения инакомыслящих. К руководству ты не допускал хороших рабочих, сам проявлял себя как диктатор, а сейчас, как обиженный, корчишь из себя „демократа“, – сказал злобно Емельян Ярославский,
Там же. Л. 8–24.