Все в лес пошли… (сборник). Хумаюн Ахмед
дураков, их имена все будут начинаться со слова «дурак», а кончаться числом, и по этому числу – показателю степени – мы сможем судить о том, насколько данный дурак является дураком. Чем больший он дурак, тем больше будет и показатель степени.
Дабируддин спросил:
– Ну а как быть с тем, кто дурак, но дурак образованный? Ведь в обществе и среди образованных людей дураки встречаются. И, надо заметить, весьма часто.
– И для них можно что-нибудь изобрести. Возьмем, к примеру, назовем такого человека Дурак 70 Образованный 40, то есть у него показатель дурости больше показателя образованности.
Шамсуддин от удивления открыл рот – настолько странных речей он никогда раньше не слыхал. Дабируддин поинтересовался:
– А имена тогда слишком громоздкими не будут?
– Что ж, тут применима процедура сокращения. Возьмем все того же Дурака 70 Образованного 40, в результате сокращения этого имени получим Дуробр 70–40: от Дурака – дур, от Образованного – обр – получаем Дуробр, а показатели степени 70 и 40 будут записываться через черточку. Это ясно?
– Ясно.
Оба, и Шамсуддин и Дабируддин, пришли в полнейшее замешательство. Дабируддин спросил:
– Ахлак, голубчик, ты что, проводишь исследование по этой теме?
Ахлак не ответил. Прозвенел звонок, и он ушел в свой класс. Когда занятия закончились, он не стал возвращаться в преподавательскую, а пошел сразу домой. Но если бы вдруг вернулся, то узнал бы, что ему дали новое имя – мистер Дуробр 70–40.
Ахлак сегодня снова отправился к своей младшей сестре. Увидев его, Милли почти закричала:
– Что случилось, братец?
– А что должно было случиться? – раздраженно ответил Ахлак. – Ничего не случилось.
Тут подбежала Трина:
– К тебе ведь бхут приходил, правда? И на немецком с тобой разговаривал.
– Да нет. Это сон.
– Почему же тебе снятся такие бессмысленные сны?
– А что, сны можно выбирать? Что-то я не слышал, чтобы кто-нибудь мог заказывать сны.
– Братец, мне это очень не нравится. Ты живешь один, поэтому с тобой такое и происходит. Переезжай-ка ты жить к нам. Я тебе дам отдельную комнату. И Трине скажу, чтоб тебя не беспокоила.
– Да не стоит так сильно волноваться. Из-за простого сна…
– И лицо-то у тебя совсем синее.
Ахлак совсем отчаялся:
– Лицо синее, зеленое, красное. Мне что, его перекрасить в другой цвет?
Милли продолжала:
– Братец, послушай, подумай все же о женитьбе. На коленях умоляю, братец. Пли-из! Есть у меня на примете одна дама, такая, знаешь, необычная! Она была совсем юной, когда умер ее муж, после этого замуж больше не выходила. Ты одинок, она одинока. Кроме того, пятьдесят два года – это не возраст. Пикассо в восемьдесят два женился.
– Я что тебе, Пикассо? Ты видела хоть раз, чтоб я рисовал? И об этом больше ни слова!
У Ахлака одна сестра. Но ее любовь больше похожа на тиранию. Поэтому и ходит