Кольцо с рубином. Лейла Эфенди
уделяли им его по максимуму. Масуд периодически обнимал Санубар, которая блистала на приёме своей красотой и аристократизмом. И мне хотелось нравиться ей. Ко мне подошла невеста Омида, Зохре.
– Не хотите ли присоединиться к нам на ритуал ХанАбандАн?
Я прошла с ней в соседнюю комнату, куда удалились девушки. Зайдя, я очутилась в полутёмном пространстве, в центре которого расположилась юная девушка с набором для нанесения хны, а на застланном ковром полу сидели как молоденькие девушки, так и более взрослые женщины. Увидев меня, они встали и, ухватившись за руки, запястья которых были обвязаны шёлковыми платками, пошли в пляс, взяв меня в круг. В конце комнаты разместились музыканты, тоже все женщины, они исполняли национальную музыку – иранский дастгях с песнями и использованием стихов. Позже я часто вспоминала тот самый хохот иранских девушек, которым они заливались в той комнате. Живя в Иране, я повсюду слышала смех женщин, который всегда был разным. Звонкий, как если наткнёшься на толпу хохочущих школьниц Тегерана, которые, перемещаясь по 20-30 человек, занимая почти всю улицу, робкий, каким смеялась старушка с хурмой или смелый, как у студенток, которые сняли платки и фотографировались, не обращая внимания на смотрительниц.
Комната была залита смешанным запахом специй, благовоний, хны и парфюмов. Мастерица с хной, взяв меня под руку, усадила прямо в центре комнаты на ковёр. Все наблюдали за процессом искусного нанесения узоров на тыльную сторону моей ладони. Я была наслышана об этом ритуале. Роспись хной была известна ещё в Древнем Вавилоне и в великой Римской империи. Там рисунки из хны служили не только изысканным украшением, но и своеобразным талисманом, и люди приписывали им магические и охранные качества. Всё происходящее впечатляло меня и наполняло неведомой мне новой энергией. Ритуал хны под звуки музыки и стихов на персидском опьянял своей красотой и нежностью. Один за другим на моей руке появлялись изображения цветов и листьев, витиеватых орнаментов, которые вырисовывала мастерица. Женщины в унисон музыкантам напевали мелодию.
– Теперь ждите, чтобы высохло, – шепнула мне Зохре.
В это время в комнату зашла Санубар. Увидев её, женщины по одной начали подходить ко мне и надевать на руки золотые обручи-браслеты. Кто-то надел мне на уши серьги, а кто-то повесил ожерелье. Всё вокруг кружилось.
– Мобарак! – было слышно со всех сторон.
И, пожалуй, впервые в своей жизни я почувствовала себя дома. Как будто я здесь и родилась, а потом кто-то подкинул меня Берте, а я тосковала по родине, искала её. Мне был близок язык, несмотря на то что я не понимала его, и звуки музыки, и обряды. Масуд, как же я жила без всего этого? Как же я жила без тебя?
Мы оставались в спальном районе Тегерана в небольшом особняке, который передался в наследство Масуду от его отца. Я привезла с собой небольшой чемоданчик самых необходимых мне вещей, так как Масуд настаивал на том, что всё остальное он купит мне в Иране