Лиза. Татьяна Краснова
мамой, которая, насколько я помню, своей научной работой и вообще половиной жизни пожертвовала ради вашего здоровья? Что вы всё молчите, как заколдованная? Стыдно сказать, что старый Леонид Борисович прав? – И продекламировал: – Я убежал от эскулапа, худой, обритый, но живой! Его мучительная лапа не тяготеет надо мной! Сознавайтесь – убежали?
Лиза улыбнулась и кивнула.
– Ну вот, диалог с пациентом налаживается. А теперь рассказывайте по порядку, что с вами было. Мне не все равно, что вытворяют мои пациенты с предоставленной им жизнью!
– Что же рассказывать? Я поступила в институт, и всё было так здорово – правда, я отлично себя чувствовала!
Студенческие годы стали настоящей, полноценной жизнью, когда ее ничего не беспокоило, когда она попала в совершенно новое окружение, где была такой же, как все.
– А потом, – продолжил Леонид Борисович, – какой-нибудь стресс, скорее всего неудача в личной жизни, спровоцировала осложнение, которое вы к тому же запустили, так?
Ироничная дама-кардиолог, к которой Лиза обратилась, тоже сразу угадала причину. Радость освобождения от тупикового романа с Димой сменилась глухой тоской так же, как яркое начало осени – ее промозглым и беспросветным продолжением. Сердце болело не в метафорическом, а самом прямом смысле, постоянно, как никогда раньше.
– Ведь этому есть причина? Какая-нибудь потеря? Развод? Разрыв с молодым человеком? – предположила ироничная докторша. – Ну, вот видите! Если у вашего сердца есть все основания болеть, чего вы от него хотите? Это еще не конец света. Попейте валокординчика.
Когда же на работе сообщили о сокращении, Лиза почти не удивилась – безработица уже стала главной темой в новостях, а в строительной отрасли кризис был особенно заметен. Вчерашняя студентка ценным специалистом не являлась. Лиза не паниковала, старалась найти положительные моменты, вроде того, что зато с жильем все в порядке: хозяину заплачено за год вперед, – и уже собиралась начать поиски новой работы…
Плохо ей стало внезапно, без всякого повода, в той самой ее одинокой квартире. Приехавшая «скорая» сделала укол, от которого стало не намного легче. Навидавшись в больницах всякого, Лиза тем не менее не представляла себя в таком состоянии. И вообще такого состояния не представляла.
Она просто перестала быть собой. Ее собственный мир исчез. Враждебная гнетущая среда заполнила ее изнутри. Не осталось ни чувств, ни мыслей. Прежде стоило представить места, где она была счастлива – и это всегда помогало, но теперь, наоборот, воображаемые цвета, яркие краски резали по живому. От Лизы остался только организм, который лежал на диване и не знал, как правильно существовать в незнакомом измерении, как внутренне себе помочь.
Какое-то время она оставалась растением. А первая картина, которая возникла в голове и оказалась не мучительной – зимний черно-белый лес, и она бредет на лыжах. Лиза не стала отгонять ее и осторожно продолжила идти