Призраки на холме. Элизабет Хэнд
я тебе завтра позвоню.
Я стояла в очереди в клуб. Выдалась холодная февральская ночь, но народу собралось много. Однажды я уже бывала здесь, вместе со Стиви, и знала, как тут все устроено. Куча народу в костюмах, будто собрались на Марди-Гра, многие начали пить еще до приезда. Постоянная болтовня о прослушиваниях, свиданиях и о том, кто, по слухам, должен выступать этим вечером.
Прежде чем она стала для меня Нисой, она была смуглой молодой женщиной с глубоко посаженными глазами и задорной ухмылкой, которая вышла на сцену с песней «Горькая ива»[15], одной из немногих старинных баллад, где за проступок наказывают мужчину.
Она начала игриво:
Однажды маленький Христос
Спросил святую мать,
Позволит ли она ему
Пойти с мячом играть?
Я узнала эту песню – Стиви заставил меня послушать ее на его ежегодном рождественском ужине. Когда трое юных богачей отказываются играть в мяч с нашим добрым юным Спасителем – сыном бедной женщины, – он подставляет другую щеку? Ничего подобного.
Молодая певица вытянулась в полный рост и продолжала, объятая праведным гневом:
Христос из солнечных лучей мост над водой возвел
И, как по суше, по нему над речкой перешел.
А трое маленьких господ, бежавшие за ним,
Пошли ко дну, пошли на дно все трое как один.
Затем, более мягко, она поведала о том, как три молодых, убитых горем матери пришли к Марии, матери Спасителя. К чести Марии, она положила сына себе на колени и трижды отхлестала ивовым прутом, после чего он вскочил и проклял ивовое дерево.
Полный зал разразился аплодисментами и смехом, а певица, широко улыбаясь, отошла от микрофона и вернулась на место.
Я заинтригованно наблюдала за ней. Она ярко выделялась на фоне всех, кто выступал до нее.
– Ниса, вернись на сцену, – крикнул ведущий, жестами призывая публику вызвать певицу на бис.
Ниса – я слышала это имя, когда ждала в очереди. Я сделала еще глоток вина, пока певица спешила обратно на сцену. Она встала перед микрофоном и запрокинула голову так, чтобы на нее падал одинокий луч прожектора, закрыла глаза и вновь запела – невысокая девушка в бордовом платье, подчеркивавшем изгибы ее тела. На круглом лице сверкали капельки пота. Она пела без музыки, чистым сопрано с легкой хрипотцой, как будто лезвие бритвы разрезало плотный бархат.
Когда бы девы юные все пели как дрозды,
То сколько бы парней пошло бить палками кусты?
Когда бы стали утками все девушки потом,
То сколько бы парней пошло купаться нагишом?
Эту песню я раньше не слышала, но всем остальным, похоже, она была знакома. В отличие от предыдущей – веселой и быстрой, – эта разворачивалась медленно, почти траурно.
Я слушала как зачарованная; постепенно тон песни сменился – не мелодия, но слова и то, как они оживали благодаря певице, будто пробуждавшей нечто, чего, возможно, не стоило бы будить. Зал наполнился шепотом и наполовину напеваемыми словами, создававшими мрачный контрапункт. Голоса сплетались с голосом
«Горькая ива» – английская народная песня об Иисусе Христе.