Призраки на холме. Элизабет Хэнд
в машине еще минуту, выжидая, не появится ли кто-нибудь на дорожке.
«Ну и ладно», – подумала я и въехала в открытые ворота.
Глава пятая
Аллея петляла сквозь коридор дубов и высоких сосен, перемежавшихся с непроходимыми зарослями рододендронов. Не знала, что они могут вырасти высотою с дом, с шишковатыми стволами и узловатыми, похожими на крысиные хвосты ветвями. В тени деревьев мне почудилось какое-то светлое пятно – клочок газеты, пластиковый пакет или, возможно, чье-то бледное лицо. Но когда я сбавила скорость, пятно растворилось в листве.
Все это должно было производить зловещее впечатление. Однако я ощущала странное, едва ли не извращенное радостное волнение, как бывало, когда я садилась за ноутбук писать. Вот-вот что-то случится. Случится благодаря мне.
После встречи с хозяйкой трейлера дорога все время шла в гору. Теперь же верхушки деревьев разомкнулись, обнажив широкий небесный простор. Закатные цвета сменились бледной синевой. Я открыла окно и вдохнула запах умирающей листвы, раздавленных желудей, земли, еще не замерзшей, но достаточно холодной, чтобы хранить тайны – тайны, которыми она поделится с приходом весны лишь с подходящим человеком.
Вот-вот что-то случится…
Отзвук женского голоса застал меня врасплох. Я бросила взгляд на свое отражение в зеркале заднего вида. Ниса рассказывала, что я иногда разговариваю во сне. Неужели я произнесла это вслух?
Нет, конечно. Я бы заметила.
Впрочем, все писатели разговаривают сами с собой. Особенно драматурги. Такая у нас вредная профессия. В голове столько голосов, что жаждешь услышать слова. Для меня это было самой волшебной минутой в театре – первое мгновение во время читки, когда актер исчезает и уступает место персонажу. Это мгновение превращения всегда напоминало экстаз, ритуал пресуществления.
– Или одержимость, – возразил мой друг Стиви Лидделл, когда я попыталась описать ему это ощущение. – Ты как будто не оставляешь актеру выбора. Будто это какая-то магическая чепуха, происходящая благодаря тебе.
Уж кто бы говорил! Уж точно не человек, когда-то смешавший трупы ядовитых гусениц с белладонной, проводя ритуал, чтобы помешать сопернику получить роль в региональной постановке «Уринтауна»[3]. Как ни странно, сработало, так что мне даже нечего было ему возразить.
Однако я точно знала, что не произносила ничего вслух, пока ехала по рододендровым зарослям. Я ощутила легкое беспокойство. Эти слова Стиви, об одержимости, вновь вернули меня к воспоминаниям о Мэйси-Ли Бартон. Что бы ни воображали некоторые, в случившемся не было ни капли моей вины. Иногда, поздно ночью, я думала иначе, но солнце и кофеин прогоняли мрачные мысли. Я не сводила взгляда с дорожки перед собой, твердо решив, что ничто не испортит радость, раздувающуюся, словно воздушный шар, по мере того, как я ехала дальше.
«Дело в пьесе, – думала я, – в моей новой пьесе. Теперь все иначе. Наконец мне выпал второй шанс».
Глава
«Уринтаун» – сатирический мюзикл Марка Холлмана и Грега Котиса, впервые поставленный в 2001 г. Высмеивает правовую систему, капитализм, популизм, бюрократию, корпорации и т. п., а также пародирует знаменитые бродвейские мюзиклы.