У нас всё хорошо. Кина Марич
по поводу. Была у него там парочка особо дорогих ему публикаций, хлёстких, метких, вызвавших большой резонанс среди обитавшей там публики, которая щедро засыпала его лайками, словами поддержки и благодарности. Олег хорошо помнил это пьянящее чувство собственной значимости, которое подспудно приводит к крамольной мыслишке о власти над думами жаждущих познания людей, и в ожидании отклика на своё резюме от души поплескался в мечтах о такой прекрасной, достойной, хотя, бесспорно, непростой судьбе пламенного трибуна.
Не знал он тогда, что журналист, в отличие от блогера, пишет не то, что думает или о чём хочет писать, а то, чего требует редакционная политика, которую определяют вовсе не журналисты и даже не читатели, а тот, кто эту всю музыку оплачивает. Хозяин издания, не лишённый политических амбиций финансовый воротила, потратился на этот проект из вполне прозаичных целей: сделать себе нужную рекламу, конкурентам – антирекламу и занять так необходимый ему для расширения своего бизнеса государственный пост. Пока он шёл к своей цели, сотрудники его издания могли рассчитывать на хорошие гонорары и свободу творчества. Как только заветная должность оказалась у воротилы в кармане, редакционная политика начала потихоньку меняться, гонорары уменьшаться, а число недовольных такой ситуацией стало расти. Люди увольнялись, и вместо профессионалов приходилось брать сотрудников менее опытных. Глянув краем глаза на Олегову писанину, несколько эмоциональную, но грамотно изложенную, редактор издания решил дать ему шанс. “Потенциал у парня есть, остальному научим. Хоть звездиться не будет, раз без опыта”, – рассудил он.
Олег чуть не сошёл с ума от счастья – он никак не мог поверить, что в его судьбе случился такой мощный рывок. Подумать только, ещё вчера он был ни дать ни взять обычной конторской крысой, а тут вдруг стал рупором эпохи, светочем, окном в мир…
Но светить из небольшого запыленного окошка в перегруженном людьми и компьютерами кабинете оказалось крайне затруднительно, да и с мечтой о пламенном трибуне тоже пришлось расстаться: суровая редакторская правка не хуже пожарного водомёта гасила огонь мятущегося журналистского сердца, которое, поостыв, не рвалось более из груди, не полыхало, а лишь тлело жалкой искоркой недокуренной сигареты.
Правда, это будет позже, не сразу. Только спустя время Олег поймёт, что все его горячие устремления рвануть, подобно марафонцу, в далёкие безоблачные дали напоминали больше танцевальную фигуру с красивым названием пируэт. Поворот направо, поворот налево – сколько ни двигайся, всё равно возвращаешься в исходную позицию.
Вертелся так Олег долго, до головокружения, до потери равновесия и жуткой усталости.
«Сколько можно? – вдохновенно выбивал он на затёртых клавишах. – Сколько можно терпеть это беззаконие?» После вопросительного знака норовил ещё пристроить восклицательный, но тут же вспоминал, что тот не дотянет даже до самой первой правки и сгинет бесславно под