Здесь водятся драконы. Борис Батыршин
вопрос касательно частной жизни супружеской четы, как барон рассвирепел настолько, что едва не скомандовал выбросить наглеца за борт.
Тем контакты с внешним миром и ограничились, если не считать маленького конверта, доставленного на борт на следующий день после прибытия барона на судно. Вскрыв его, Греве потемнел лицом, непечатно выругался по-русски и заперся в каюте. Малое время спустя он отправил с вахтенным матросом депешу в российское консульство с указанием передать лично в руки посланнику, коллежскому советнику Ахтиярову – а буде того не случится на месте, его доверенному секретарю, непременно истребовав расписку в получении. А через час после возвращения посланца шкипер Бувилль скомандовал выбирать якоря и разводить пары. Судно проследовало к выходу из гавани, обменялась прощальными гудками со старым клипером «Всадник», оставленным от активной службы и несущим в Александрии, стационерную службу. На вопросы о курсе и месте назначения мсье Бувилль молчал, недовольно поджимая тонкие губы. Вестовой, прибиравшийся в каюте старшего помощника, по совместительству выполнявшего обязанности штурмана, сообщил по секрету всей команде что видел на столе карты с курсом, проложенным к архипелагу Южные Спорады, и далее, через Ионическое и Адриатическое моря в крупнейший на Адриатике австро-венгерский порт Триест. Что понадобилось барону во владениях императора Франца-Иосифа, и почему он счёл возможным отправиться туда, не предприняв ничего для поисков похищенной супруги – эти вопросы не давали покоя всем, на борту «Луизы-Марии», от шкипера до последнего трюмного матроса. Что касается Греве, то он за время перехода так ни разу не показался на палубе. И только вахтенные матросы, несущие службу на полуюте (на яхте были заведены строгие порядки, позаимствованные из корабельного устава Российского Императорского Флота) видели, как открывалась время от времени крышка иллюминатора баронской каюты и оттуда вылетала бутылка, чтобы кануть бесследно в волнах Средиземного моря.
– Из-за вас, дорогой барон, мне пришлось проделать изрядный крюк, причём под чужим именем и по чужим документам! – проворчал Остелецкий. – И что же – в Париже меня уже дожидалось ваше письмо: «так мол, и так, планы изменились, встречаемся в Вене». А это, между прочим, тысяча с гаком вёрст с теми же, заметьте, липовыми бумагами! Кстати, ну и местечко вы выбрали для встречи – не могли отыскать что-нибудь поскромнее? Впрочем, у вас, аристократов свои причуды…
Остелецкий имел все основания для недовольства: получив первую, мало что объяснившую телеграмму из Александрии, он немедленно отправился во Францию, в Париж, где остановился в заранее оговоренном месте – в частном пансионе, в предместье Понтуаз.
На этот раз посещение Парижа не затянулось – не успев погрузиться в неповторимую атмосферу столицы «ля белль Франс», он уже на следующий день получил на почтамте письмо «до востребования». Штемпель указывал на то, что депеша была брошена в почтовый ящик в Триесте