История метафизики. Том второй Первая часть. Эдуард фон Гартман
и должен довольствоваться только внутренним чувством или формой временности. —
Из этих категорий наиболее важными являются причинность и субстанциональность, и в обеих важна связь со временем, хотя и по-разному. Понятие причинности теряет всякий смысл, если оно лишено временности. Понятие еще можно связать с непространственной деятельностью, например, с воздействующей деятельностью вещи в себе или с действующей деятельностью моральной воли; но вневременная деятельность противоречит сама себе. Поэтому трансцендентная причинность все еще мыслима, если пространственность имеет лишь имманентную действительность, но невозможна, если временность также имеет лишь имманентную действительность. Поэтому преемники Канта были совершенно правы, обвиняя его в противоречивой непоследовательности при сохранении трансцендентной причинности в аффектах и моральном действии, несмотря на устранение трансцендентной валидности темпоральности. И то, и другое в равной степени должно обладать либо просто имманентной обоснованностью, либо имманентной и трансцендентной обоснованностью одновременно. Во второй «Аналогии опыта» Кант утверждает, что всякая временная последовательность определяется причинностью. Даже если это не априорное суждение, его все же можно принять как конечное следствие длинного ряда индукций, при условии, что оно связано с единым потоком универсальной трансцендентальной мировой причинности, в которой, по сути, вся временная детерминация определяется только причинной связью производственной деятельности. Кант же относит этот принцип к последовательности субъективных явлений, и его трансцендентальная дедукция применима только к природе как субъективному миру явлений в человеческом сознании, поскольку никакое единство опыта и никакая временная детерминация явлений якобы невозможны без априорного причинного единства. Здесь, однако, принцип Канта противоречит опыту, который показывает ряд точно определенных временных последовательностей субъективных явлений без всякой причинной связи, и даже там, где причинная связь есть, достаточно часто показывает, что она остается скрытой от нашего познания или становится очевидной для нашего понимания только спустя долгое время после установления фиксированной временной последовательности. Кант путает априорное, рациональное побуждение применить категорию причинности вообще к данным явлениям с апостериорным, эмпирическим побуждением признать одну из эмпирически данных связей более ранней, а другую – более поздней. Какая из данных связей должна рассматриваться как причина, а какая как следствие при установлении причинно-следственной связи, может быть выведено только из эмпирических данных, но не из априорной категории причинности. Здесь оппозиция Канта всякому эмпиризму, даже самому обоснованному, проявляется в самой жесткой форме.
Третья «аналогия