Спартак. Рафаэлло Джованьоли
по лбу которого текли крупные капли пота. – Он должен был родиться римлянином!
Между тем сотня голосов кричала:
– Свободу храброму Спартаку!
Глаза гладиатора засверкали необыкновенным блеском; его лицо стало еще бледнее, чем было, и он прижал руку к сердцу, как бы для того, чтобы сдержать его бешеное биение, вызванное этими криками и надеждой.
– Свободу, свободу! – повторяли тысячи голосов.
– Свобода, – прошептал придушенным голосом гладиатор, – свобода!.. О боги Олимпа, не допустите, чтобы это было сном! – И он почувствовал, что ресницы его увлажнились слезами.
– Он дезертировал из наших легионов! – раздался громкий голос. – Нельзя давать свободу дезертиру!
И тогда многие граждане, потерявшие благодаря мужеству Спартака свои ставки, закричали злобно:
– Нет, нет, он – дезертир!
Лицо фракийца страшно передернулось, и как бы силой пружины он повернул голову в ту сторону, откуда раздался первый крик обвинения против него. Глазами, сверкавшими ненавистью, он искал того, кто испустил этот крик.
Но тем временем тысячи голосов кричали:
– Свободу, свободу, свободу Спартаку!
Невозможно описать чувство, которое испытывал бедный гладиатор. Для него решался вопрос более серьезный, чем сама жизнь, и страшная тревога отражалась в этот момент на его бледном лице. Движение мускулов и блеск глаз ясно обнаруживали борьбу между страхом и надеждой. И этот человек, сражавшийся полтора часа со смертью, не испытавший ни на миг слабости и не отчаявшийся в своем спасении, оставшись один против четырех противников, этот человек, убивший двенадцать или пятнадцать своих товарищей по несчастью, не обнаружив ни малейшего признака страха, – этот человек почувствовал, что колени под ним подгибаются, и, чтобы не упасть без чувств среди цирка, он оперся о плечи одного из лорариев, пришедших для очистки арены от трупов.
– Свободу, свободу!.. – продолжала кричать толпа.
– Он ее действительно достоин, – сказал Катилина на ухо Сулле.
– И он будет ее достоин! – воскликнула Валерия, которой Сулла в эту минуту восхищенно любовался.
– Хорошо, – сказал Сулла, вопросительно смотря в глаза Валерии, которые, казалось, с нежностью, любовью и состраданием молили о милости гладиатору, – хорошо… пусть будет так!..
И Сулла движением головы дал знак согласия. Спартак стал свободным под шумные рукоплескания зрителей.
– Ты свободен, – сказал лорарий Спартаку. – Сулла тебе даровал свободу.
Спартак не отвечал и не двигался. Глаза его были закрыты, и он не хотел их открывать, боясь, как бы не исчезла та сладкая греза, которую он лелеял и в осуществление которой он не решался поверить.
– Своей храбростью ты разорил меня, злодей! – пробормотал чей-то голос над ухом гладиатора.
При этих словах Спартак очнулся, открыл глаза и посмотрел на ланисту Акциана. Действительно, последний пришел с лорариями на арену, чтобы поздравить Спартака, так как еще думал, что