Спартак. Рафаэлло Джованьоли
в гладиаторы, и кроме тех, которых судьи приговаривали к этому ремеслу, были еще добровольцы. Обычно это были бездельники, кутилы и забияки, погрязшие по уши в долгах, неспособные удовлетворить свою необузданную страсть к удовольствиям и относившиеся с презрением к жизни, или искусные фехтовальщики; они продавали себя ланисте, давая присягу, формула которой дошла до нашего времени, и оканчивали свою жизнь на арене амфитеатра или цирка.
Естественно, Спартак решительно отверг все предложения своего бывшего ланисты, а последний, хотя фракиец дал ему понять, чтобы он не надоедал ему своим присутствием, не переставал ходить за ним по пятам и вертеться возле него наподобие злого гения или зловещей птицы.
Тем временем Требоний, который полюбил Спартака и, быть может, имел большие виды на него в будущем, очень энергично занялся вопросом о Мирце. Так как он был близким другом Квинта Гортензия и горячим поклонником его красноречия, ему удалось предложить сестре последнего, Валерии, купить Мирцу и принять ее в число рабынь, специально приставленных для ухода за ее особой, ибо Мирца была воспитанная и образованная девушка, прекрасно говорила по-гречески, довольно хорошо знала мази и благовония и умела обращаться с ними.
Валерия не отказалась от приобретения девушки, если она ей подойдет, и пожелала ее видеть; поговорила с ней, и так как Мирца ей понравилась, то она сейчас же купила ее за сорок пять тысяч сестерций и увезла вместе с другими своими рабынями в дом Суллы, женой которого она стала с 15 декабря предыдущего года.
Хотя это разрешение вопроса не отвечало желанию Спартака, хотевшего видеть сестру свободной, тем не менее оно было лучшим из того, что ему представлялось в его положении, так как отдаляло, и, вероятно, навсегда, опасность видеть Мирцу обреченной на позор и бесчестье.
Итак, успокоившись насчет сестры, Спартак продолжал заниматься какими-то таинственными и в то же время очень серьезными делами, если судить по его частым беседам с Катилиной, по усердным ежедневным посещениям всех гладиаторских школ в Риме и по обходу вечерами трактиров и харчевен Субурры и Эсквилина, где он всегда искал общества гладиаторов и рабов.
О чем же он мечтал? За какое дело взялся? Что задумал?
Читатель скоро это узнает.
Несомненно, что теперь в галерее базилики Эмилия Спартак был погружен в очень серьезные размышления; поэтому он ничего не слышал из того, что говорилось вокруг него, и ни разу не повернул головы в ту сторону, где невдалеке от него галдели Гай Тауривий, Эмилий Варин и Апулей Тудертин, грубо крича и насмешливо жестикулируя.
– И хорошо, очень хорошо, – сказал Гай Тауривий, продолжая начатую беседу с товарищами.
– Ах!.. этот добряк Сулла!.. Он считал, что в состоянии уничтожить памятники славы Мария?.. Счастливый диктатор думал, что достаточно будет для этого снести статую, воздвигнутую в честь Мария на Пинцийском холме, и арку в Капитолии, поставленную в память его побед над тевтонами и кимврами!.. Он верил, что