Иуда. Ульяна Соболева
Думаешь, я не знаю, как ты прикладываешься к бутылке?
Это знали все. И я тоже. Но…я прощал маме все. И спиртное в том числе. Потому что пьяная она становилась добрее. Она звала меня к себе, сажала на колени и рассказывала про свое детство, про бабушку, которую сбила машина, про деда, вернувшегося с войны одноногим и пережившего бабушку всего на пару месяцев. Она даже пела мне песни. У нее был красивый голос…когда-то ей пророчили будущее певицы, но…не повезло.
– Так…сроки уже. К кому я пойду, да и денег таких нет.
– Вот…Ей позвони и сходи. Бутылку я дам. И не смей меня обманывать. Завтра же вылетишь на улицу и ты, и выродок твой. Сделаю так, что никто на работу не возьмет.
– Так сроки уже…
– Сама виновата! Думать надо было. Пацан у тебя есть. На херувимчика похож. Красавец. Кукленок, а не пацан. Такая красота…редко встретишь. Вырастет, сам тебе деньги таскать будет.
После разговора с Валей мать пропала на сутки, а когда появилась, то на четвереньках поднялась по ступеням и упала в коридоре. Ее ляжки были залиты кровью, и сама она походила на смерть.
Аборт ей сделала какая-то бабка за бутылку самогона. Сделала так, что мать чуть не умерла. Дня два я ухаживал за ней полумертвой, выносил тряпки с кровью и сгустками, и кусками мяса, поил водой, варил бульончики, а потом она уснула и никак не просыпалась. Я побежал к соседям и вызвал скорую. Мать забрали, и ее очень долго не было дома.
Меня тогда кормила тетя Валя. Мадам лет сорока пяти с торчащими в разные стороны рыжими волосами, рыбьими глазами и рыхлым телом с ямочками. Телом, которое она любила выставлять напоказ. Свои жирные сиськи, ляжки, красить губы ярко-красным. Она жила в роскошном доме рядом с нашим однокомнатным сараем. Роскошным для меня по тем меркам.
– Херувимчик…Какой же ты. И реснички, и глазки, – а сама языком губы свои облизывает, – иди покормлю, пока мамки нет. Вареничков отварила со сметанкой. Иди.
Когда мать вернулась, бутылка в ее руках начала появляться намного чаще, чем раньше. Однажды она посадила меня перед собой пьяная, шатающаяся на перекошенном стуле.
– Я ведь хотела…того ребенка. Я даже перестала пить. Срок большой был. Шестой месяц. Упустила. Жизнь у меня такая. Днем поликлиника, вечером ресторан, в пятницу и субботу дома. Некогда следить. Подумала, в деревню уедем все втроем. Рожу, государство денег даст, и уедем. Там попробую что-то найти. Я и на тракторе могу, и дояркой. Только продержаться бы, дождаться родов, немного подсобрать. А она…сука рыжая. Она меня за горло взяла. Сестра у тебя могла быть…живая родилась. А теперь никого и никогда. Пустая я. Дырка внутри. Все вырезали.
– У тебя есть я…
– До поры до времени. Вырастешь и свалишь, как все мужики… а девочка, она бы со мной была.
Когда мне было тринадцать, Валя позвала меня к себе в дом. Угостила чаем, шоколадом и налила виски. Тогда она рассказала мне, что моя мать проворовалась и украла у одной из врачей деньги из кармана халата. Вычтет она эту сумму из зарплаты…НО…тогда моя мать