Избранное. Тройственный образ совершенства. Михаил Гершензон
как в Ветхом Завете. Здесь самодержавие Бога безгранично, рядом с ним нет и не может быть других богов – он «Бог ревнивый» до умопомрачения; и в мирообъемлющем образе его четко просвечивает как бы эфирный образ человека, почему Библия и утверждает, что земной, смертный человек есть образ и подобие Бога, и в своих проявлениях Бог неизменно принимает человеческий облик, и мысль, и нрав, и поведение Бога по Ветхому Завету совершенно антропоморфичны.
Это свое двойственное постижение мира как внеположной данности и вместе как имманентного себе образа человек неминуемо олицетворял в модели, потому что такова врожденная потребность человеческого духа – объективировать свои движения либо в материальном воплощении, в творчестве, либо, где это невозможно, – по крайней мере в воображении, чтобы тем как бы выложить их наружу и поставить пред собою как предмет созерцания и средство самопознания. Так слагается в единобожии фигура и личность Бога, реального человекообразного существа sui generis. В своем законченном виде Бог единобожия совмещает в себе три сущности или три смысла; образ мира, познанного как единство взаимодействующих в мире сил, и вместе как закономерная объективация человеческого духа, воплощен во всемирной, человекообразной, конкретной личности Бога; последнее, необъятное по своей полноте разумение заключено в удобовоспринимаемый, почти зримый образ. Познавательный смысл этого образа есть то, что питает народную душу; но масса питается им бессознательно – чрез единственно доступный ей конкретный образ Бога. И миф никогда не умирает в религии. Как солнце смутно и, однако, отчетливо виднеется сквозь туман, так и в самом просветленном религиозном сознании еще явствен мифологический образ воплощенного Бога, Бога-личности. Именно этот образ струит тепло и свет в религиозно настроенную душу, к нему стремятся вера, надежды и молитвы – и его изображают художники в куполах храмов.
И тут еврейская религия представляет чистейший тип религиозного творчества. Ветхозаветный Бог среди всех богов человечества – наиболее ясный символ мира, потому что наименее воплощенный: скорее стихия, чем личность. Вот почему у него нет ни жены, ни помощников, ни личной жизни, ни атрибутов власти. И все же воплощенный образ Бога – до конца ядро еврейской религии. Древний Бог жив, как личность, и в сознании пророков, с прежним обликом пламенной стихии, – да он жив призрачно в верованиях набожного еврея, разумеется, и поныне.
XVIII
Кочевники Синайской пустыни восприняли мир как неистовство и ярость движения, как бушующий ураган огня. Или нет: так они восприняли не внешний мир, но собственный дикий, пламенный, необузданный дух – сердце и вместилище мира. Вселенная и единосущный ей человеческий дух – неукротимый огненный вихрь: вот познание, олицетворенное в образе библейского Бога. Не так, как объясняют историки, – что еврейский Бог – бог горной страны, бог гроз и молнии; наоборот, из всемирной сущности, из огненной природы