Избранное. Тройственный образ совершенства. Михаил Гершензон
с самого начала сквозившие в объяснительной схеме, с каждым днем все яснее проступают и постепенно сами складываются в систему. Пламенно-яростный мир обступил человека и огненными языками, жгущими тело, дает знать ему свою волю. Его приказы внутренно-принудительны в созданиях; долг, возлагаемый им на человека, совпадает с жизненной выгодой человека. Мир говорит: хочешь здоровья, покоя, успехов, хочешь счастия – живи закономерно; а жить закономерно значит жить по моей воле.
Древний человек не мог не заметить, что среди его восприятий одни субъективны и ложны, другие объективнее и потому вернее и что его внедрение в природу, то есть его действия, также бывают ложными или правильными сообразно большей или меньшей объективности определяющего их опыта. Так постепенно сложилось представление о двойственности человеческого существа: в каждом чувствовании и желании есть личный, ложный, элемент и элемент безличной мировой правды; следовательно, эмпирическая личность вся в целом, с ее ложными восприятиями и своевольными желаниями – ложь и зло, но в ней же заключено непреходящее зерно, реальное «я» – как бы механизм мировой воли в человеке.
Еврейское народное мышление с самого начала решало задачу чисто практически. Если субъективные восприятия и желания в силу своей ложности неминуемо отвергаются миром, то есть приводят к неудаче, – значит, личное своеволие невыгодно для человека и прямая корысть диктует покорность объективной воле духа. Малейшим актом своего существования человек воткан в мировое целое; дышит ли он, ест ли или действует – он дышит миром, ест мир, действует на мир и мир на него; он – канал, чрез который циркулирует мир, рычаг, движимый мировой волею; он весь во власти мира. И потому мир все равно в конце концов победит личность, то есть полностью внедрит в человека свою волю; торжество объективного разума над личным сознанием и своеволием неизбежно. Это и будет «царство Божье на земле», предвещаемое пророками. Так семя законодательства, изначально заложенное в миф, века созревало в его теплой оболочке, пока не расцвело идеей. Созерцательный, мифологический период религии медленно сменяется законодательным.
XIX
Долг, налагаемый миром на человека, вдвойне труден. Как отличить человеку среди несметных влечений, обуревающих его, должные, мировые, отличных, преступных по закону мира? Уже в простейшем действии сплетены те и другие. Мировая воля инстинктом голода повелевает есть и даже очерчивает круг питания; но внутри узаконенного круга заключены бесчисленные возможности, оставленные на выбор человеку. Здесь-то, в ограниченной свободе личности, кроется опасный соблазн: чрезмерно субъективный выбор легко может оказаться преступным, и тогда уже не избежать наказания. И в каждом желании, в каждом поступке так же нераздельно смешаны необходимость и своеволие, и чем сложнее влечение, тем большую роль в нем присваивает себе личность. Инстинкт Божьей, мировой правды пока еще